Н.Эрдман. Самоубийца
Екатеринбург, изд-во "У-Фактория", 2000
OCR & spellcheck: Ольга Амелина, март 2006


ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

П о д с е к а л ь н и к о в  С е м е н  С е м е н о в и ч.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а — его жена.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а — его теща.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч  К а л а б у ш к и н — их сосед.
М а р г а р и т а  И в а н о в н а  П е р е с в е т о в а.
С т е п а н  В а с и л ь е в и ч  П е р е с в е т о в.
А р и с т а р х   Д о м и н и к о в и ч  Г р а н д - С к у б и к.
Е г о р у ш к а  (Егор Тимофеевич).
Н и к и ф о р  А р с е н т ь е в и ч  П у г а ч е в — мясник.
В и к т о р  В и к т о р о в и ч — писатель.
О т е ц  Е л п и д и й — священник.
К л е о п а т р а   М а к с и м о в н а.
Р а и с а  Ф и л и п п о в н а.
С т а р у ш к а.
О л е г  Л е о н и д о в и ч.
Молодой человек — глухой, Зинка Падеспань, Груня, хор цыган, два официанта, модистка, портниха,
два подозрительных типа, два мальчика, трое мужчин, церковные певчие — хор, факельщики, дьякон,
две старушки, мужчины, женщины.



ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Комната в квартире Семена Семеновича. Ночь.


ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

На двуспальной кровати спят супруги Подсекальниковы — Семен Семенович и Мария Лукьяновна.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Маша, а Маша! Маша, ты спишь, Маша?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а (кричит). А-а-а-а-а...
С е м е н  С е м е н о в и ч. Что ты, что ты — это я.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Что ты, Семен?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Маша, я хотел у тебя спросить... Маша... Маша, ты опять спишь? Маша!
М а р и я  Л у к ь я н о в н а (кричит). А-а-а-а-а...
С е м е н  С е м е н о в и ч. Что ты, что ты — это я.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Это ты, Семен?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Ну да, я.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Что ты, Семен?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Маша, я хотел у тебя спросить...
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Ну... Ну, чего ж ты, Семен... Сеня...
С е м е н  С е м е н о в и ч. Маша, я хотел у тебя спросить... что, у нас от обеда ливерной колбасы не осталось?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Чего?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Я говорю: что, у нас от обеда ливерной колбасы не осталось?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Ну знаешь, Семен, я всего от тебя ожидала, но чтобы ты ночью с измученной женщиной о ливерной колбасе разговаривал — этого я от тебя ожидать не могла. Это такая нечуткость, такая нечуткость. Целые дни я как лошадь какая-нибудь или муравей работаю, так вместо того, чтобы ночью мне дать хоть минуту спокойствия, ты мне даже в кровати такую нервную жизнь устраиваешь! Знаешь, Семен, ты во мне этой ливерной колбасой столько убил, столько убил... Неужели ты, Сеня, не понимаешь: если ты сам не спишь, то ты дай хоть другому выспаться... Сеня, я тебе говорю или нет? Семен, ты заснул, что ли? Сеня!
С е м е н  С е м е н о в и ч. А-а-а-а-а...
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Что ты, что ты — это я.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Это ты, Маша?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Ну да, я.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Что тебе, Маша?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Я говорю, что если ты сам не спишь, то ты дай хоть другому выспаться.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Погоди, Маша.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Нет уж, ты погоди. Почему же ты в нужный момент не накушался? Кажется, мы тебе с мамочкой все специально, что ты обожаешь, готовим; кажется, мы тебе с мамочкой больше, чем всем, накладываем.
С е м е н  С е м е н о в и ч. А зачем же вы с вашей мамочкой мне больше, чем всем, накладываете? Это вы незадаром накладываете, это вы с психологией мне накладываете, это вы подчеркнуть перед всеми желаете, что вот, мол, Семен Семенович нигде у нас не работает, а мы ему больше, чем всем, накладываем. Это я понял, зачем вы накладываете, это вы в унизительном смысле накладываете, это вы...
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Погоди, Сеня.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Нет уж, ты погоди. А когда я с тобой на супружеском ложе голодаю всю ночь безо всяких свидетелей, тет-а-тет под одним одеялом, ты на мне колбасу начинаешь выгадывать.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Да разве я, Сеня, выгадываю? Голубчик ты мой, кушай, пожалуйста. Сейчас я тебе принесу. (Слезает с кровати. Зажигает свечку, идет к двери.) Господи, что же это такое делается? А? Это же очень печально так жить. (Уходит в другую комнату.)


ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Темно. Семен Семенович молча лежит на двуспальной кровати.


ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

В комнату возвращается Мария Лукьяновна. В одной руке у нее свеча, в другой — тарелка.
На тарелке лежат колбаса и хлеб.

М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Тебе, Сенечка, как колбасу намазывать: на белый или на черный?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Цвет для меня никакого значения не имеет, потому что я есть не буду.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Как — не будешь?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Пусть я лучше скончаюсь на почве ливерной колбасы, а есть я ее все равно не буду.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Это еще почему?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Потому что я знаю, как ты ее хочешь намазывать. Ты ее со вступительным словом мне хочешь намазывать. Ты сначала всю душу мою на такое дерьмо израсходуешь, а потом уже станешь намазывать.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Ну, знаешь, Семен...
С е м е н  С е м е н о в и ч. Знаю. Ложись.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Что?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Ложись, я тебе говорю.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Вот намажу и лягу.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Нет, не намажешь.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Нет, намажу.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Кто из нас муж, наконец: ты или я? Ты это что же, Мария, думаешь: если я человек без жалованья, то меня уже можно на всякий манер регулировать? Ты бы лучше, Мария, подумала, как ужасно на мне эта жизнь отражается. Вот смотри, до чего ты меня довела. (Садится на кровати. Сбрасывает с себя одеяло. Кладет ногу на ногу. Ребром ладони ударяет себя под колено, после чего подбрасывает ногу вверх.) Видела?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Что это, Сеня?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Нервный симптом.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Так, Семен, жить нельзя. Так, Семен, фокусы в цирке показывать можно, но жить так нельзя.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Как это так нельзя? Что же мне, подыхать, по-твоему? Подыхать? Да? Ты, Мария, мне прямо скажи: ты чего домогаешься? Ты последнего вздоха моего домогаешься? И доможешься. Только я тебе в тесном семейном кругу говорю, Мария — ты сволочь.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. ?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Сволочь ты! Сукина дочь! Черт!

Подсвечник вываливается из рук Марии Лукьяновны, падает на пол и разбивается. В комнате
снова совершенно темно. Пауза.


ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

В темноте в комнату входит Серафима Ильинична.

М а р и я  Л у к ь я н о в н а (кричит). А-а-а-а-а...
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Что ты, что ты — это я.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Это ты, мамочка?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Ну да, я.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Что тебе, мамочка?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Объясни ты мне. Маша, пожалуйста, почему у вас ночью предметы падают? А? Вы всех в доме так перебудите. Маша! А, Маша! Маша, ты плачешь, что ли? Семен Семенович, что такое у вас здесь делается? Семен Семенович! Маша! Я тебя, Маша, спрашиваю. Почему ты, Мария, молчишь? Почему ты молчишь, Мария?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Принципиально.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Господи боже ты мой, это что же за новые новости за такие? А?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Пусть Семен говорит, а я говорить не буду.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Семен Семенович! А, Семен Семенович! Почему вы молчите, Семен Семенович?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Это он из нахальности, мамочка.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Вы зачем же, Семен Семенович, пантомиму такую устраиваете? А? Семен Семенович.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Сеня! Семен!
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Семен Семенович.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. А вдруг с ним удар, мамочка.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Ну что ты, Мария. С чего это? Что ты, Семен Семенович!
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Я пойду посмотрю, мамочка.

В темноте раздаются осторожные шаги Марии Лукьяновны.

Сеня... Сеня!.. Мамочка!
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Что случилось?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Зажигай свечку.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Боже мой, что с ним?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Зажигай свечку, тебе говорят.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Где она? Где?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. На полу она, мамочка, на полу. Шарь, мама, по полу. По полу шарь. Сеня, голубчик ты мой, не пугай ты меня, пожалуйста... Сеня... Мамочка, что же ты?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Я, Маша, ползаю, ползаю.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Ты не там, мама, ползаешь. Ты у фикуса ползай, у фикуса.

Наступает тишина, затем что-то падает.

Господи, что это?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Фикус, Машенька, фикус.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Я с ума сойду, мамочка, так и знай.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Обожди, Машенька, обожди. Я еще у комода не ползала. Мать пресвятая богородица, вот она.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Зажигай ее, зажигай.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Обожди, Машенька, я сейчас. (Чиркает спичной.)
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Я больше, мамочка, ждать не могу, потому что здесь ужас что делается.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а (подбегая со свечкой). Что же с ним? Что?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а (откидывая одеяло). Видишь?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Нет.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. И я нет.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Где же он?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Нет его, мамочка. И постель вся холодная. Сеня... Сеня... Ушел.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Как ушел?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Так ушел. (Мечется по комнате.) Сеня... Сеня...
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а (со свечкой, заглядывая в соседнюю комнату). Семен Семенович!
М а р и я  Л у к ь я н о в н а (подбегая к кровати). Свечку. Свечку сюда. (Выхватывает у Серафимы Ильиничны свечку, ставит ее на пол, становится на колени и смотрит под кровать.) Батюшки мои, у самой стенки! (Лезет под кровать.)
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Что ты, Маша? Куда ты? Очухайся!
М а р и я  Л у к ь я н о в н а (из-под кровати). Я на улицу, мама, на улицу. (Вылезает с дамскими ботинками в руке.) Вот они. (Начинает надевать.) Подавай, мама, юбку.

Серафима Ильинична бросается к кровати, ставит свечку и снова бросается к комоду.

Свечку, свечку оставь. Стой, я сама. (Останавливает Серафиму Ильиничну, подбегает к стене и срывает с гвоздя юбку.)
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Да куда же ты, Машенька? Бог с тобой.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Воротить его надо, обязательно воротить. Он в таком состоянии, в таком состоянии.... Он в кровати мне даже симптом показывал.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Матерь божия!
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Знаешь что?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Ну?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Вдруг он что-нибудь над собою сделает.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Что ж ты раньше, Мария, думала? Обувайся скорей. Обувайся.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Кофту, кофту давай.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Слава господу богу — штаны.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Что штаны?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Вот штаны. Раз штаны здесь, значит, и он здесь.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. А что, если он без штанов ушел? Он в таком состоянии, в таком состоянии...
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Человек без штанов — что без глаз, никуда он уйти не может.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Ну а где же он, мамочка?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Он, должно быть, по надобности.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Вот он там над собою и сделает.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Как это? Что ты?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Очень просто. Пук — и готово.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Мать пресвятая богородица!
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Как же нам быть теперь? А? Вдруг он...
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Тише... Слышишь...
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Нет... А ты?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. И я ничего не слышу.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Господи, ужас какой! Я пойду постучусь к нему, мамочка. Будь что будет.


ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Мария Лукьяновна уходит. Серафима Ильинична обращается лицом к иконе и осеняет себя крестом.

С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Божии матери: Вутиванская, Ватопедская, Оковицкая, Купятицкая, Ново-Никитская, Арапетская, Псковская, Выдропусская, Старорусская, Святогорская, Венская, Свенская, Иверская и Смоленская, Абалацкое-Знамение, Братская-Киевская, Пименовская, Испанская и Казанская, помолите сына своего о добром здравии зятя моего. Милосердия двери отверзи нам, благословенная Богородица...


ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Вбегает Мария Лукьяновна.

М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Дверь на крючке и не открывается.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. А ты с ним разговаривала?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Разговаривала.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Ну и что же он?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. На вопросы не отвечает и звука не подает.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Как же мы, Машенька? А?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Я сейчас Александра Петровича разбужу. Пусть он, мамочка, дверь выламывает.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Александра Петровича беспокоить нельзя.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Как нельзя?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Александр Петрович мужчина под впечатлением. Он на прошлой неделе жену схоронил.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Вот и чудно, что схоронил: значит, он понимать теперь должен, сочувствовать. (Подбегает к дверям.)
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Как бы, Машенька, хуже не вышло.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Все равно, нам мужчина необходим. Без мужчины нам, мама, не справиться. (Стучит в дверь.) А не может быть, мамочка...
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Что?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Что, что, я не знаю что, мало ли что. Ты сходила бы, мама, послушала. Вдруг он там зашевелится.

Серафима Ильинична уходит.


ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Мария Лукьяновна подбегает к двери.

М а р и я  Л у к ь я н о в н а (стучит). Александр Петрович... Товарищ Калабушкин... Товарищ Капабушкин...
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч (за дверью). Кто там?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Не сочтите за хамство, товарищ Калабушкин, это я.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч (за дверью). А?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Это я, Подсекальникова.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч (за дверью). Кто?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Подсекальникова, Мария Лукьяновна. Здравствуйте.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч (за дверью). Что?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Вы мне очень необходимы, товарищ Калабушкин.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч (за дверью). Как необходим?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Как мужчина.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч (за дверью). Что вы, что вы, Мария Лукьяновна. Тише.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Вам, конечно, товарищ Калабушкин, не до этого, но подумайте только, товарищ Калабушкин, я одна, совершенно одна. Что ж мне делать, товарищ Калабушкин?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч (за дверью). Вы холодной водой обтирайтесь, Мария Лукьяновна.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Что?.. Товарищ Калабушкин... А товарищ Калабушкин.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч (за дверью). Тише, черт вас возьми!
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Мне придется, товарищ Калабушкин, дверь выламывать.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч (за дверью). Ради бога. Послушайте. Стойте. Да стойте же!

Дверь с шумом распахивается.


ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

В дверях возникает Маргарита Ивановна, огромная женщина в ночной рубашке.

М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Дверь выламывать? Интересное времяпрепровождение для молоденькой дамочки. Ах вы, шкура вы эдакая, извиняюсь за выражение.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Это как же такое? Помилуйте... Александр Петрович!
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Вы зачем Александру Петровичу набиваетесь? Мы сидим здесь в глубоком трауре и беседуем о покойнице, а вы дверь в это время хотите выламывать.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Да я разве же эту хотела выламывать? Что я, жульница, что ли, какая-нибудь.
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Современные дамочки хуже жуликов, прости господи; так и ходят и смотрят, где кто плохо лежит. Ах, вы...
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч (высунув голову). Маргарита Ивановна!
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Что тебе?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Если вы ее бить собираетесь, Маргарита Ивановна, то я этого вам не советую, потому что вы здесь не прописаны.

Голова Александра Петровича скрывается.

М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Но, позвольте, за что же вы...
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. А зачем вы чужого мужчину обхаживаете?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Вы не так меня поняли, уверяю вас. Я же замужем.
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Понимать здесь особенно нечего — я сама замужем.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Но поймите, что он стреляется.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч (высунув голову). Кто стреляется?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Семен Семенович.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Где стреляется?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Не подумайте лишнего, Александр Петрович, в уборной.

Голова Александра Петровича скрывается.

М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Кто ж, простите, в уборной стреляется?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. А куда ж безработному больше пойти?


ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Из двери выскакивает Александр Петрович.

А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Так чего же вы, черт вас возьми, прохлаждаетесь? Надо что-нибудь делать, Мария Лукьяновна.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Вот за этим я к вам и пришла, Александр Петрович. Человек вы воинственный — тиром заведуете, помогите нам с мамочкой дверь к нему выломать.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Почему же вы сразу мне этого не сказали?
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Что ж вы ждете?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Идемте, Мария Лукьяновна. Мы к нему подкрадемся и разом, Мария Лукьяновна. Только тихо... вот так... на цыпочках. Тс...
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Тс...

Возле самой двери внезапно раздается крик: «А-а!»

В с е (отшатнувшись). Ой!


ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

В комнату вбегает Серафима Ильинична.

С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Не ходите туда! Не ходите!
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Боже мой!
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Что случилось?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Вы представьте себе, пожалуйста, там совсем не Семен Семенович, а Володькина бабушка с той половины.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Что ты, мамочка?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Честное слово. Я своими глазами видела. Только что вышла. А я, Маша, как дура, стояла, подслушивала. Тьфу!
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Получается ляпсус, Мария Лукьяновна.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. В этом, мамочка, ты виновата. Я тебе говорила, что он на улице. Умоляю вас, Александр Петрович, побежимте на улицу.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Как же он без штанов — и на улице? Обратите внимание, Александр Петрович, что штаны его здесь.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Человек перед смертью в штанах не нуждается.
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Все зависит от места, Мария Лукьяновна. Например, в центре города никому без штанов умереть не возволят. Это я гарантирую.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. А скажите: вы в доме везде искали?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Совершенно везде.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Разве только на кухне...
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Вот на кухне действительно не искали. Побежимте на кухню, товарищ Калабушкин.

Бросаются к двери. Маргарита Ивановна устремляется за ними.

А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Нет уж, вы не ходите за нами, Маргарита Ивановна, — мы вдвоем.

Убегают.


ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Серафима Ильинична, Маргарита Ивановна.

М а р г а р и т а  И в а н о в н а. До чего он любитель вдвоем уходить, это прямо психоз у него какой-то. Побежимте давайте и мы.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а (бежит за ней). Нет, зачем же. Послушайте. Стойте. Да стойте же!

В этот момент в последовательном порядке раздаются: слово «стой», выкрикнутое Александром
Петровичем, грохот захлопнувшейся двери, визг Семена Семеновича и, наконец, шум падающего
тела, после чего наступает совершенная тишина.

М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Это что же такое? Царица небесная.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Кончен бал. Застрелился он, обязательно застрелился.
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Как же мы теперь? А?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Я сейчас закричу или что-нибудь сделаю.
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Ой, не делайте.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Я боюсь.
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Я сама боюсь.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Ой! Идут.
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Где идут?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Ой, несут.
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Что несут?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Ой, его несут!
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Ой, сюда несут.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Так и есть, несут.
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Ой!
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Несут.
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Несут.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Чтой-то будет. Чтой-то будет.


ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Александр Петрович почти втаскивает перепуганного Семена Семеновича.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Чтой-то было? Чтой-то было?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Не волнуйтесь, Семен Семенович.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Вы зачем меня держите? Вы зачем... Отпустите. Пустите меня! Пустите!
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Не пускайте.
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Держите его. Держите.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Где же Машенька? Маша где?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Маша ваша на кухне валяется.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Как валяется?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. В крупном обмороке, Серафима Ильинична.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Ой, да что ж это будет? Святые угодники. (Выбегает из комнаты. Маргарита Ивановна — за ней.)


ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ

Александр Петрович, Семен Семенович.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Виноват. Вы зачем же в карман ко мне лезете? Что вам нужно? Оставьте меня, пожалуйста.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Вы сначала отдайте мне эту штуку.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Что за штуку? Какую штуку? Нету, нету у меня ничего. Понимаете, нету.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Я же видел, как вы ее в рот засовывали.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Врете вы, ничего я себе не засовывал. Отпустите. Пустите меня, сейчас же.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Хорошо, я пущу вас, Семен Семенович, но вы дайте мне слово, Семен Семенович, что пока вы всецело меня не выслушаете, вы себе над собой ничего не позволите. Я как друга прошу вас, Семен Семенович, только выслушайте, только выслушайте.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Говорите. Я слушаю.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Ну, спасибо. Садитесь, Семен Семенович. (Усаживает его. Встает перед ним в позу.) Гражданин Подсекальников... Подождите минуточку. (Подбегает к окну. Раздергивает занавеску. Нездоровое городское утро освещает развороченную постель, сломанный фикус и всю невеселую обстановку комнаты.) Гражданин Подсекальников. Жизнь прекрасна.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Ну, а мне что из этого?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. То есть как это что? Гражданин Подсекальников, где вы живете? Вы живете в двадцатом веке. В век просвещения. В век электричества.
С е м е н  С е м е н о в и ч. А когда электричество выключают за неплатеж, то какой же, по-вашему, это век получается? Каменный?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Очень каменный, гражданин Подсекальников. Вот какой уже день как в пещере живем. Прямо жить из-за этого даже не хочется. Тьфу ты, черт! Как не хочется. Вы меня не сбивайте, Семен Семенович. Гражданин Подсекальников. Жизнь прекрасна.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Я об этом в «Известиях» даже читал, но я думаю — будет опровержение.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Вот напрасно вы думаете. Вы не думайте. Вы работайте.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Безработным работать не разрешается.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Вы все ждете какого-то разрешения. С жизнью надо бороться, Семен Семенович.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Разве я не боролся, товарищ Калабушкин? Вот смотрите, пожалуйста. (Вынимает из-под подушки книжку.)
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Это что?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Руководство к игранью на бейном басе.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Как? На чем?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Бейный бас — это музыка. Духовая труба. Изучить ее можно в двенадцать уроков. И тогда открывается золотое дно. У меня даже смета уже составлена. (Показывает листок бумаги.) Приблизительно двадцать концертов в месяц по пяти с половиной рублей за штуку. Значит, в год получается чистого заработка тысяча триста двадцать рублей. Как вы сами, товарищ Калабушкин, видите, все уже приготовлено, чтоб играть на трубе. Есть желанье, есть смета, есть руководство — нету только трубы.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Это общая участь, гражданин Подсекальников. Что же сделаешь, все-таки надо жить.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Без сомнения, надо, товарищ Калабушкин.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Вы согласны?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Согласен, товарищ Калабушкин.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Значит, я убедил вас. Спасибо. Ура! Отдавайте револьвер, гражданин Подсекальников.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Как револьвер? Какой револьвер?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Вы опять начинаете. Я же видел, как вы его в рот засовывали.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Я?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Вы.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Боже мой! Я засовывал. Для чего?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Вы зачем из меня идиота устраиваете? Все же знают, что вы стреляетесь.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Кто стреляется?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Вы стреляетесь.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Я?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Вы.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Боже мой! Подождите минуточку. Лично я?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Лично вы, гражданин Подсекальников.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Почему я стреляюсь, скажите пожалуйста?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Что вы, сами не знаете?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Почему, я вас спрашиваю?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Потому что вы год как нигде не работаете и вам совестно жить на чужом иждивении. Разве это не глупо, Семен Семенович?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Подождите минуточку. Кто сказал?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Да уж будьте покойны, Мария Лукьяновна.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Ой! Уйдите. Оставьте меня одного. Вон отсюдова к чертовой матери!
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Вот отдайте револьвер, тогда уйду.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Ну вы сами поймите, товарищ Калабушкин. Ну откуда я мог бы его достать?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. В наше время револьвер достать нетрудно. Вот Панфилыч револьвер на бритву выменивает.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Неужели на бритву?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. И задаром отдашь. Разрешения нету. Нагрянет милиция. Хоп. Шесть месяцев принудительных. Отдавайте револьвер, Семен Семенович.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Не отдам.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Ну, простите, пеняйте тогда на себя. Я физической силой его достану. (Хватает его за руку.) Все равно вам теперь от меня не уйти.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Не уйти? Ну, так знайте, товарищ Калабушкин: если вы моментально отсюда не выйдете, я сейчас же у вас на глазах застрелюсь.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Не застрелитесь.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Вы не верите? Хорошо. Я считаю до трех. Раз...
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Ой, застрелится!
С е м е н  С е м е н о в и ч. Два...
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Я ушел! (Пулей в свою комнату.)


ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ

Семен Семенович.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Три. (Вытаскивает из кармана ливерную колбасу.) Ой, куда же, куда ее положить? Где тарелка? (Кладет колбасу на тарелку.) Все как было. До смерти не догадаются. Ну, Мария, постой, я тебе докажу. (Подбегает к столу. Начинает рыться.) Я тебе докажу... как мне совестно жить на твоем иждивении. Ну постой. Докажу. Вот она. (Вынимает бритву.) Шведской стали. Отцовская. Эх, наплевать, все равно мне не бриться на этом свете. (Убегает.)
Г о л о с  А л е к с а н д р а  П е т р о в и ч а. Гражданин Подсекальников, я не выйду отсюдова, дайте только сказать. Гражданин Подсекальников, вы поверьте мне на слово — жизнь прекрасна. Гражданин Подсе... (Открывает дверь, просовывает голову, смотрит.) Где же он?


ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ

Александр Петрович выходит из своей комнаты. Осматривается.

А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Там, наверное. (Подбегает к двери.) Гражданин Подсекальников, чур-чура, не стреляйте, пожалуйста, я туда не войду. Гражданин Подсекальников, вас, наверное, удивляет моя назойливость, тем не менее я позволю себе еще раз, через стенку, обратить ваше пристальное внимание на то, что жизнь прекрасна. Гражданин Подсекальников...


ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ

Серафима Ильинична и Маргарита Ивановна втаскивают бесчувственную Марию Лукьяновну.

С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Что вы делаете? Что вы делаете? Ноги в руки возьмите, Маргарита Ивановна.
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Осторожнее, осторожнее.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Вы совсем обезумели. Для чего же вы женщину волоком тащите? Ставьте, ставьте ее на попа.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Ну, теперь расстегните ее.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. С удовольствием.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Кто здесь?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Все свои. Не стесняйтесь, Мария Лукьяновна.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Где он? Что с ним? Он умер, товарищ Калабушкин?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Умереть он не умер, Мария Лукьяновна, но я должен вам честно сказать — собирается.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Побежимте к нему.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. И не пробуйте даже, Мария Лукьяновна, вы все дело изгадите. Он мне сам говорил. Если вы, говорит, мой порог переступите, я у вас, говорит, на глазах застрелюсь.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Ну а вы?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Я и так, я и сяк, и молил, и упрашивал — ничего не подействовало.
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Здесь приказывать надо, а не упрашивать. Вот пойдите сейчас, заявите в милицию, пусть его арестуют и под суд отдадут.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Нет такого закона, Маргарита Ивановна. К жизни суд никого присудить не может. К смерти может, а к жизни нет.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Где же выход?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. В трубе, Серафима Ильинична.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Как в трубе?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Есть такая труба, Серафима Ильинична, труба бе, геликон, или бейный бас, в этом басе весь выход его и спасение.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Для чего же, простите, ему труба?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Для нажития денег, Мария Лукьяновна. Если эту трубу для него достать, я могу гарантировать, что он не застрелится.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. На какую же сумму такая труба?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Полагаю, рублей на пятьсот или более.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. На пятьсот? Да когда у нас будет пятьсот рублей, он тогда и без этой трубы не застрелится.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Это верно, пожалуй, Мария Лукьяновна.
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Нужно будет моим музыкантам сказать, пусть они ему трубу напрокат спротежируют.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Неужели у вас музыканты свои?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. У нее в ресторане, Серафима Ильинична, грандиозный оркестр симфонической музыки.
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Под названием «Трио свободных художников».
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Ради бога, голубушка, потолкуйте с художниками.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Попросите у них.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. И сейчас, не откладывая.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Мы поедем к ним вместе, Маргарита Ивановна. Одевайтесь скорей.

Маргарита Ивановна и Мария Лукьяновна уходят в комнату Александра Петровича.


ЯВЛЕНИЕ СЕМНАДЦАТОЕ

Александр Петрович, Серафима Ильинична.

С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Я боюсь, как бы он до трубы не того-с.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Раз вы здесь остаетесь, Серафима Ильинична, вы его до трубы отвлекайте от этого.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Чем же мне отвлекать?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Я вам так предложу, Серафима Ильинична. Вы ступайте на полном нахальстве в ту комнату и под видом, что вы ничего не знаете, начинайте рассказывать.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Что рассказывать?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Что-нибудь отвлеченное: про хорошую жизнь, про веселые случаи. Вообще юмористику.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Я такого не знаю, товарищ Калабушкин.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Я не знаю... Придумайте. Зять на карте стоит, Серафима Ильинична, это дело не шуточное. Расскажите ему анекдоты какие-нибудь, квипрокво или просто забавные шуточки, чтобы он позабылся, отвлекся, рассеялся, а мы тут подоспеем к нему с трубой — и спасли человека, Серафима Ильинична. Ну, идите, идите, не бойтесь, рассказывайте. (Уходит в свою комнату.)


ЯВЛЕНИЕ ВОСЕМНАДЦАТОЕ

Серафима Ильинична, останавливается перед дверью.

С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Боже мой, что я буду ему рассказывать? Ну, была не была. (Уходит в свою комнату.)


ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТНАДЦАТОЕ

Входит Семен Семенович. Беспокойно осматривается. Вынимает из кармана револьвер. Вставляет в барабан патроны. Садится за стол. Открывает чернильницу. Отрывает листок бумаги.

С е м е н  С е м е н о в и ч (пишет). В смерти моей...


ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТОЕ

Серафима Ильинична выходит из своей комнаты.

С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Нету. (Заметила Семена Семеновича.) Батюшки! С добрым утром, Семен Семенович. Ох, я случай какой вам сейчас расскажу. Обхохочетесь. Вы про немцев не слышали?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Нет. А что?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Немцы мопса живого скушали.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Какие немцы?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Вот какие — не помню, а только скушали. Это муж мой покойный у нас рассказывал. Еще в мирное время, Семен Семенович. Уж мы все хохотали тогда до ужаса. (Пауза.) Мопс — ведь это собака, Семен Семенович.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Ну?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Мопсов люди не кушают.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Ну?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Ну а немцы вот скушали.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Ну?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Все.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Что все?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Боже мой, что я буду ему рассказывать? А то тоже вот случай смешной, вроде этого.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Вы бы лучше ушли, Серафима Ильинична.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Вы со смеху помрете, Семен Семенович.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Не мешайте, я занят. Вы, кажется, видите.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Нет, вы только послушайте. Можете себе представить. Был в военное время у нас в деревне пленный турок, в плену. Ну, конечно, контуженый. Нашим войском контуженный. Все, бывало, вот так головою трясет. Уморительно. Что тут делать? Придумали. Вот как вечер, сейчас же народ собирается, кто там хлеба, кто студня берет — и к нему. Ну, приходят, на студень, на хлеб показывают, говорят: «Хочешь есть?» Турку до смерти русского студня хочется, а не может по-русскому говорить. Только вскочит, от голоду весь заволнуется и сейчас же вот так головой затрясет. Будто «нет» затрясет. А народ только этого и дожидается. Моментально обратно всю пищу завертывает. Ну, не хочешь — как хочешь, и по домам. Ох, и смеху что было над этим турком. Что вы скажете?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Убирайтесь сейчас же ко всем чертям. Понимаете?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Что вы, что вы, Семен Семенович? А вот тоже был случай, при коронации.

Семен Семенович вскакивает, хватает ручку, бумагу и чернильницу.

Стойте, стойте. Куда вы, Семен Семенович? (Бежит за ним.) Александр Благословенный во дворцовом парадном жида прищемил.

Семен Семенович убегает в соседнюю комнату.


ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТЬ ПЕРВОЕ

Серафима Ильинична одна, перед дверью.

С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Не рассеялся. Где же взять мне еще для него юмористики. Боже мой! (Убегает за ним.)


ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТЬ ВТОРОЕ

Из комнаты Александра Петровича выходят: Александр Петрович Калабушкин, Мария Лукьяновна
и Маргарита Ивановна.

А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Едем, едем скорей, Маргарита Ивановна.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. А не страшно нам Сеню одного оставлять?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Он же с тещей. Не бойтесь, Мария Лукьяновна, я ее научил.

Убегают.


ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЕ

Из соседней комнаты выскакивает Семен Семенович с чернильницей, ручкой и бумагой в руках.

С е м е н  С е м е н о в и ч (кричит в дверь). Если вы еще раз мне про мопса расскажете, я с вас шкуру сдеру. Не ходите за мной. Идиотка вы старая. (Захлопывает дверь. Подходит к столу, расправляет листок бумаги. Дописывает.) Не винить. Подсекальников.



ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

То же комната, что и в первом действии. Все приведено в порядок.


ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Семен Семенович восседает на табурете с огромной трубой, надетой через плечо. Перед ним раскрытый самоучитель.
В стороне на стульях Мария Лукьяновна и Серафима Ильинычна.

С е м е н  С е м е н о в и ч (читает). «Глава первая». Под названием «Как играть». «Для играния на бейном басе применяется комбинация из трех пальцев. Первый палец на первый клапан, второй палец на второй клапан, третий палец на третий клапан». Так. «При вдутии получается нота си». (Дует, снова дует.) Это что ж за сюрприз за такой получается? Воздух вышел, а звука нет.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Ну, Мария, теперь держись. Если он в этом басе разочаруется...
С е м е н  С е м е н о в и ч. Стой, стой, стой! Так и есть. Вот глава специального выпуска воздуха под названием «Как дуть». «Для того чтобы правильно выпустить воздух, я, всемирно известный художник звука Теодор Гуго Шульц, предлагаю простой и дешевый способ. Оторвите кусочек вчерашней газеты и положите ее на язык».
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. На язык?
С е м е н  С е м е н о в и ч. На язык, Серафима Ильинична. Ну-ка, дайте сюда «Известия».

Серафима Ильинична подбегает с газетой.

Отрывайте.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Поменьше, поменьше, мамочка.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Кладите теперь, Серафима Ильинична.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Что же, вам помогает, Семен Семенович?
С е м е н  С е м е н о в и ч. И е-а е-е о-го-га-е, и-ай-е а-е. А-е, а-е и-ай-е, я-а го-го-ю.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Что?
С е м е н  С е м е н о в и ч. У-а.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Что?
С е м е н  С е м е н о в и ч. У-а, я го-го-ю.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Что ты, Сенечка, говоришь, я, ей-богу, не понимаю.
С е м е н  С е м е н о в и ч (выплевывает бумажку). Дура, я говорю. Понимаешь теперь? Я по-русски сказал вам — читайте дальше. «Оторвите кусочек вчерашней газеты и положите ее на язык». Дальше что?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Дальше, Сенечка, сказано (читает): «Сплюньте эту газету на пол. Постарайтесь запомнить во время плевания положение вашего рта. Зафиксировав данное положение, дуйте так же, как вы плюете». Все.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Прошу тишины и внимания. (Отрывает кусочек газеты.) Отойдите в сторонку, Серафима Ильинична. (Кладет на язык. Сплевывает. Начинает дуть.) Что за черт! Ни черта.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Кончен бал. Начинает разочаровываться.

Семен Семенович снова сплевывает. Собирается дуть.

М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Господи, если ты существуешь на самом деле, ниспошли ему звук.

В этот самый момент комнату оглашает совершенно невероятный рев трубы.

С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Я тебе говорила, что существует. Вот пожалуйста, факт налицо.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Ну, Мария, бери расчет. Больше ты на работу ходить не будешь.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Как же так?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. А на что же мы жить будем?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Я заранее все подсчитал и высчитал. Приблизительно двадцать концертов в месяц по пяти с половиною рублей за штуку. Это в год составляет... Одну минуточку. (Шарит в карманах.) Где-то здесь у меня подведен итог. (Вынимает записку.) Вот он. Слушайте. (Раскрывает записку. Читает.) «В смерти мо...» (Пауза.) Нет, не то. (Прячет. Вынимает другую.) Вот он. Вот. Вот написано. «В год мой заработок выражается в тысяча триста двадцать рублей». Да-с. А вы говорите — на что нам жить.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Но ведь вы еще даже не научились, Семен Семенович.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Для меня научиться теперь, Серафима Ильинична, — раз плюнуть. (Берет бумажку. Сплевывает. Дует. Труба ревет.) Слышали? Через эту трубу, Серафима Ильинична, к нам опять возвращается незабвенная жизнь. Нет, ты только подумай, подумай, Машенька, до чего хорошо. Приехать с концерта с хорошим жалованьем, сесть на кушетку в кругу семьи: «Что, полотеры сегодня были?» — «Обязательно были, Семен Семенович». — «А статую, что я приглядел, купили?» — «И статую купили, Семен Семенович». — «Ну, прекрасно, подайте мне гоголь-моголь». Вот это жизнь. Между прочим, я с этой минуты требую, чтобы мне ежедневно давали на третье выше мною упомянутый гоголь-моголь. Гоголь-моголь, во-первых, смягчает грудь, во-вторых, он мне нравится, гоголь-моголь. Поняли?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Очень, Сенечка, яйца дороги.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Для кого это дороги? И кого это, кроме меня, касается? Кто теперь зарабатывает, ты или я?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Дело в том...
С е м е н  С е м е н о в и ч. Вы все время мешаете планомерным занятиям. Чем со мной пререкаться, Серафима Ильинична, вы молчали бы лучше и слушали музыку. (Дует.) Вообще, я просил бы в минуты творчества относительной тишины. (Читает.) «Гаммы. Гамма есть пуповина музыки. Одолевши сию пуповину, вы рождаетесь как музыкант». Ну, сейчас я уже окончательно выучусь. «Для того чтобы правильно выучить гамму, я, всемирно известный художник звука Теодор Гуго Шульц, предлагаю вам самый дешевый способ. Купите самый дешевый ро... (перевертывает страницу) ...яль». Как рояль?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. |
М а р и я  Л у к ь я н о в н а.      } Как рояль?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Подождите. Постойте. Не может быть. «Предлагаю вам самый дешевый способ. Купите самый дешевый ро... (пробует, не слиплись ли страницы, перевертывает) ...яль». Это как же? Позвольте. Зачем же рояль? (Читает.) «В примечаниях сказано, как играется гамма. Проиграйте ее на рояле и скопируйте на трубе». Это что же такое, товарищи, делается? Это что же такое? Это кончено, значит. Значит, кончено. Значит... Ой, мерзавец какой! Главное дело, художник звука. Не художник ты, Теодор, а подлец. Сволочь ты... со своей пуповиной. (Разрывает самоучитель.) Маша! Машенька! Серафима Ильинична! Ведь рояль-то мне не на что покупать. Что он сделал со мной? Я смотрел на него как на якорь спасения. Я сквозь эту трубу различал свое будущее.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Успокойтесь. Наплюньте, Семен Семенович.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Как же мы будем жить, Серафима Ильинична? Кто же будет теперь зарабатывать, Машенька?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Ты не думай об этом, пожалуйста, Сенечка, я одна заработаю.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Столько времени жили на Машино жалованье и опять проживем.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Ах, мы, значит, на Машино жили, по-вашему. Значит, я ни при чем, Серафима Ильинична? Только вы одного не учли, Серафима Ильинична: что она на готовом на всем зарабатывала. Эти чашечки кто покупал, Серафима Ильинична? Это я покупал. Эти блюдечки кто покупал, Серафима Ильинична? Это я покупал. А когда эти блюдечки разобьются, тебе хватит, Мария, на новые блюдечки?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Хватит, Сенечка, хватит.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Хватит?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Хватит.
С е м е н  С е м е н о в и ч (бросает блюдца на пол и разбивает их). Ну, посмотрим. А когда эти чашечки разобьются, тебе хватит, Мария, на новые чашечки?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Ой, не хватит.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Не хватит? Ну, значит, так жить нельзя. Значит, мне остается... Уйдите отсюдова. Уходите сейчас же, я вам говорю. Все равно на троих нам не хватит такого жалованья.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Что ты, Сенечка, бог с тобой. И на нас, Сеня, хватит и на тебя.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Как же может хватить на меня, Мария, если даже на чашечки не хватает?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Хватит, Сенечка, хватит.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Хватит? (Разбивает чашки.) Ну, посмотрим. А когда эта вазочка разобьется, тебе хватит, Мария, на новую вазочку?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Говори, что не хватит.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Не хватит, Сенечка.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Ах, не хватит! Тогда уходите отсюдова.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Вот убей — не уйду.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Не уйдешь?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Не уйду.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Ну, посмотрим. (Разбивает вазу.)
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Что ж ты, Сенечка, все разобьешь?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Разобью.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Разобьешь?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Разобью.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Ну, посмотрим. (Разбивает зеркало.)
С е м е н  С е м е н о в и ч. Ты... при мне... при главе... Это что возникает такое? Господи. Ради бога, оставьте меня одного. Я вас очень прошу. Я вас очень прошу. Ради бога, оставьте меня. Пожалуйста.

Мария Лукьяновна и Серафима Ильнична уходят в другую комнату. Семен Семенович закрывает за ними дверь.


ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Семен Семенович один.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Все разбито... все чашечки... блюдечки... жизнь... человеческая. Жизнь разбита, а плакать некому. Мир... Вселенная... Человечество... Гроб... и два человека за гробом, вот и все человечество. (Подходит к столу.) Столько времени жили на Машино жалованье и опять проживем. (Открывает ящик.) Проживем. (Вынимает револьвер.) Или нет? (Вынимает из кармана записку. Кладет на стол.) Или нет? (Вскакивает.) Нет, простите, не проживем. (Приставляет револьвер к виску. Взгляд падает на записку. Опускает руку. Берет записку. Читает.) Вот тебе, Сеня, и гоголь-моголь. (Зажмуривается. В это время раздается оглушительный стук в дверь. Семен Семенович, пряча револьвер за спину.) Кто там? Кто?

Дверь открывается, и в комнату входит Аристарх Дониникович Гранд-Скубик.


ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Семен Семенович с револьвером за спиной и Аристарх Доминикович.

А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Виноват. Я вам, может быть, помешал? Если вы, извиняюсь, здесь что-нибудь делали, ради бога, пожалуйста, продолжайте.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Ничего-с. Мне не к спеху. Вы, собственно... Чем могу?
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. А позвольте сначала узнать: с кем имею приятную честь разговаривать?
С е м е н  С е м е н о в и ч. С этим... как его... Подсекальниковым.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Очень рад. Разрешите полюбопытствовать: вы не тот Подсекальников, который стреляется?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Кто сказал? То есть нет, я не то сказал. Ну, сейчас арестуют за храненье оружия. Я не тот. Вот ей-богу, не тот.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Неужели не тот? Как же так? Вот и адрес и... (Замечает записку.) Стойте. (Берет записку.) Да вот же написано. (Читает.) «В смерти прошу никого не винить». И подписано: «Подсекальников». Это вы Подсекальников?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Я. Шесть месяцев принудительных.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Ну, вот видите. Так нельзя. Так нельзя, гражданин Подсекальников. Ну, кому это нужно, скажите, пожалуйста, «никого не винить». Вы, напротив, должны обвинять и винить, гражданин Подсекальников. Вы стреляетесь. Чудно. Прекрасно. Стреляйтесь себе на здоровье. Но стреляйтесь, пожалуйста, как общественник. Не забудьте, что вы не один, гражданин Подсекальников. Посмотрите вокруг. Посмотрите на нашу интеллигенцию. Что вы видите? Очень многое. Что вы слышите? Ничего. Почему же вы ничего не слышите? Потому что она молчит. Почему же она молчит? Потому что ее заставляют молчать. А вот мертвого не заставишь молчать, гражданин Подсекальников. Если мертвый заговорит. В настоящее время, гражданин Подсекальников, то, что может подумать живой, может высказать только мертвый. Я пришел к вам, как к мертвому, гражданин Подсекальников. Я пришел к вам от имени русской интеллигенции.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Очень рад познакомиться. Садитесь, пожалуйста.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Вы прощаетесь с жизнью, гражданин Подсекальников, в этом пункте вы правы: действительно, жить нельзя. Но ведь кто-нибудь виноват в том, что жить нельзя. Если я не могу говорить об этом, то ведь вы, гражданин Подсекальников, можете. Вам терять теперь нечего. Вам теперь ничего не страшно. Вы свободны теперь, гражданин Подсекальников. Так скажите же честно, открыто и смело, гражданин Подсекальников: вы кого обвиняете?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Я?
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Да.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Теодор Гугу Шульца.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Это кто-нибудь, верно, из Коминтерна? Без сомнения, и он виноват. Но ведь он не один, гражданин Подсекальников. Вы напрасно его одного обвиняете. Обвиняйте их всех. Я боюсь, вы еще не совсем понимаете, почему вы стреляетесь. Разрешите, я вам объясню.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Ради бога. Пожалуйста.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Вы хотите погибнуть за правду, гражданин Подсекальников.
С е м е н  С е м е н о в и ч. А вы знаете, это идея.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Только правда не ждет, гражданин Подсекальников. Погибайте скорей. Разорвите сейчас же вот эту записочку и пишите другую. Напишите в ней искренне все, что вы думаете. Обвините в ней искренне всех, кого следует. Защитите в ней нас. Защитите интеллигенцию и задайте правительству беспощадный вопрос: почему не использован в деле строительства такой чуткий, лояльный и знающий человек, каковым, безо всякого спора, является Аристарх Доминикович Гранд-Скубик.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Кто?
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Аристарх Доминикович Гранд-Скубик. Через тире.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Это кто же такой?
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Это я. И когда, написавши такую записочку, гражданин Подсекальников, вы застрелитесь, вы застрелитесь, как герой. Выстрел ваш — он раздастся на всю Россию. Он разбудит уснувшую совесть страны. Он послужит сигналом для нашей общественности. Имя ваше прольется из уст в уста. Ваша смерть станет лучшею темой для диспутов. Ваш портрет поместят на страницах газет, и вы станете лозунгом, гражданин Подсекальников.
С е м е н  С е м е н о в и ч. До чего интересно, Аристарх Доминикович. Дальше. Дальше. Еще, Аристарх Доминикович.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Вся российская интеллигенция соберется у вашего гроба, гражданин Подсекальников. Цвет страны понесет вас отсюда на улицу. Вас завалят венками, гражданин Подсекальников. Катафалк ваш утонет в цветах, и прекрасные лошади в белых попонах повезут вас на кладбище, гражданин Подсекальников.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Елки-палки. Вот это жизнь!
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Я бы сам застрелился, гражданин Подсекальников, но, к несчастью, не могу. Из-за принципа не могу. (Смотрит на часы.) Значит, так мы условимся. Вы составьте конспектик предсмертной записочки... или, может быть, лучше я сам напишу, а вы просто подпишете и застрелитесь.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Нет, зачем же, я сам.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Вы Пожарский. Вы Минин, гражданин Подсекальников. Вы — титан. Разрешите прижать вас от имени русской интеллигенции. (Обнимает.) Я не плакал, когда умерла моя мать. Моя бедная мама, гражданин Подсекальников. А сейчас... А сейчас... (Рыдая, уходит.)


ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Семен Семенович один.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Пострадаю. Пострадаю за всех. И прекрасные лошади в белых попонах. Обязательно пострадаю. Где бумага? (Ищет.) Я сейчас их на чистую воду выведу. Где бумага? Сейчас я их всех обвиню. (Ищет.) Ну, попались. Теперь трепещите, голубчики. Я всю правду сейчас напишу. Всю как есть. У меня этой правды хоть пруд пруди. (Ищет.) Что за черт! Вот какую устроили жизнь. Правда есть, а бумаги для правды нету. (Подходит к двери. Открывает ее.) Ухожу я.


ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Из двери выбегают Мария Лукьяновна и Серафима Ильинична.

М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Куда?
С е м е н  С е м е н о в и ч. За бумагой. Для правды. Дайте шляпу и рупь, Серафима Ильинична. И потом я хотел тебе, Маша, сказать. Как ты выглядишь. Как ты выглядишь. Так нельзя. Ко мне люди приходят, интеллигенция. Это, Маша, обязывает.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Что ж я, Сенечка, делать должна, по-твоему?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Приколи себе брошку какую-нибудь или голову вымой на всякий случай. Не забудь, что ты носишь фамилию Подсекальникова. Это все-таки с чем-то сопряжено.

Серафима Ильинична подает ему шляпу и рубль.

Ну, идите, ступайте теперь на кухню.

Мария Лукьяновна и Серафима Ильинична уходят.


ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Семен Семенович надевает шляпу. Поднимает осколок разбитого зеркала. Смотрится.

С е м е н  С е м е н о в и ч. А действительно что-то есть у Пожарского от меня. И у Минина есть. Но у Минина меньше, чем у Пожарского.


ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а (высунув голову). К вам какая-то дама, Семен Семенович.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Пусть войдет.


ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

В комнату входит Клеопатра Максимовна.

К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Что, мсье Подсекальников, — это вы?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Вуй, мадам. Лично я.
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Познакомьтесь со мной. (Протягивает руку.) Клеопатра Максимовна. Но вы можете звать меня просто Капочкой.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Боже мой!
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. А теперь, раз мы с вами уже познакомились, я хочу попросить вас о маленьком одолжении.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Ради бога. Пожалуйста. Чем могу?
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Господин Подсекальников, все равно вы стреляетесь. Будьте ласковы, застрелитесь из-за меня.
С е м е н  С е м е н о в и ч. То есть как — из-за вас?
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Ну, не будьте таким эгоистом, мсье Подсекальников. Застрелитесь из-за меня.
С е м е н  С е м е н о в и ч. К сожалению, не могу. Я уже обещал.
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Вы кому обещали? Раисе Филипповне? Ой, зачем же? Да что вы! Мсье Подсекальников. Если вы из-за этой паскуды застрелитесь, то Олег Леонидович бросит меня. Лучше вы застрелитесь из-за меня, и Олег Леонидович бросит ее. Потому что Олег Леонидович — он эстет, а Раиса Филипповна просто сука. Это я заявляю вам, как романтик. Она даже стаканы от страсти грызет. Она хочет, чтоб он целовал ее тело, она хочет сама целовать его тело, только тело, тело и тело. Я, напротив, хочу обожать его душу, я хочу, чтобы он обожал мою душу, только душу, душу и душу. Заступитесь за душу, господин Подсекальников, застрелитесь из-за меня. Возродите любовь. Возродите романтику. И тогда... Сотни девушек соберутся у вашего гроба, мсье Подсекальников, сотни юношей понесут вас на нежных плечах, и прекрасные женщины...
С е м е н  С е м е н о в и ч. В белых попонах.
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Что?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Извиняюсь, увлекся, Клеопатра Максимовна.
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Как? Уже? Вы какой-то безумец, мсье Подсекальников. Нет, нет, нет, не целуйте меня, пожалуйста.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Уверяю вас...
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Верю, верю. Но ясно, что после этого вы должны отказаться от Раисы Филипповны.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Никакой я не видел Раисы Филипповны.
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Ах, не видели. Так увидите. Вот увидите, что увидите. Она, может быть, даже сейчас прибежит. Она будет, наверное, вам рассказывать, что все в полном восторге от ее живота. Она вечно и всюду об этом рассказывает. Только это неправда, мсье Подсекальников, у нее совершенно заурядный живот. Уверяю вас. И потом, ведь живот не лицо, сплошь да рядом его абсолютно не видно. Вот лицо... Подойдите сюда. Вы заметили?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Нет.
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. То есть как это нет? Если здесь незаметно, мсье Подсекальников, что я очень красивая на лицо, то пойдемте сейчас же отсюда ко мне, и вы сразу увидите. У меня над кроватью висит фотография. Обалдеете. Как посмотрите, так воскликнете: «Клеопатра Максимовна — вы красавица».
С е м е н  С е м е н о в и ч. Ну, не может быть!
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Уверяю вас. Это прямо стихийно для вас обнаружится. Ну, пойдемте. Идемте, мсье Подсекальников. Вы за кофеем там у меня и напишете.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Как — напишете? Что?
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Все, что чувствуете. Что я вас раздавила своим обаянием, что вы на взаимность мою не надеетесь и поэтому даже, увы, стреляетесь. Мне смешно вас учить, господин Подсекальников, вы же сами эстет. Вы романтик, не правда ли?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Да. Давно.
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Ну, вот видите. Так идемте, идемте, мсье Подсекальников.


ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Входит Мария Лукьяновна. В руках у нее таз с водой, мыло и мочалка.

К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Все равно вам придется отсюда уйти, здесь сейчас будут пол мыть, мсье Подсекальников.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. И совсем даже вовсе не пол, а голову.
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Я не с вами, голубушка, разговариваю. Это кто же такая вульгарная женщина?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Это... Это...

Мария Лукьяновна проходит в следующую комнату.

Кухарка моя, Клеопатра Максимовна.


ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Входит Серафима Ильинична. В руках у нее веник и совок.

С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Вы куда же? Сейчас самовар закипит. Может, дамочка чаем у нас побалуется.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Фу-ты, черт! Вот что, Сима. Вы здесь приберите, пожалуйста, а я с дамою кофе поеду пить. Это... мама... кухаркина, Клеопатра Максимовна. Ну, пошли.

Уходят.


ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Мария Лукьяновна и Серафима Ильинична.

С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Слава богу, все, Машенька, кажется, кончилось. Можешь больше о Сене не беспокоиться.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Не могу я не беспокоиться. Все равно вот я моюсь, а сама не своя. Столько это здоровья и нервов мне стоило.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Нервы что, вот посуды рублей на двенадцать раскокано. Это да. А стекла-то, стекла. Под столом. Под кроватью. Боже, господи мой. (Лезет с веником под кровать.)


ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

В комнату входит Егорушка. Осматривается. Никого нет. Из соседней комнаты слышатся бульканье
воды и пофыркиванье Марии Лукьяновны. Егорушка на цыпочках подкрадывается к двери и
заглядывает в замочную скважину. В это время Серафима Ильинична вылезает из-под кровати.

С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Вы это зачем же, молодой человек, такую порнографию делаете? Там женщина голову или даже еще чего хуже моет, а вы на нее в щель смотрите.
Е г о р у ш к а. Я на нее, Серафима Ильинична, с марксистской точки зрения смотрел, а в этой точке никакой порнографии быть не может.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Что ж, по-вашему, с этой точки по-другому видать, что ли?
Е г о р у ш к а. Не только что по-другому, а вовсе наоборот. Я на себе сколько раз проверял. Идешь это, знаете, по бульвару, и идет вам навстречу дамочка. Ну, конечно, у дамочки всякие формы и всякие линии. И такая исходит от нее нестерпимая для глаз красота, что только зажмуришься и задышишь. Но сейчас же себя оборвешь и подумаешь: а взгляну-ка я на нее, Серафима Ильинична, с марксистской точки зрения — и... взглянешь. И что же вы думаете, Серафима Ильинична? Все с нее как рукой снимает, такая из женщины получается гадость, я вам передать не могу. Я на свете теперь ничему не завидую. Я на все с этой точки могу посмотреть. Вот хотите сейчас, Серафима Ильинична, я на вас посмотрю?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Боже вас упаси.
Е г о р у ш к а. Все равно посмотрю.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Караул!


ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ

Серафима Ильинична, Егорушка, Мария Лукьяновна.

М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Что случилось?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Егорка до точки дошел.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Что ты, мамочка, до какой?
Е г о р у ш к а. До марксистской, Мария Лукьяновна. Здравствуйте.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Вы по делу, Егорушка, или так?
Е г о р у ш к а. Я насчет запятой к вам, Мария Лукьяновна.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Как — насчет запятой?
Е г о р у ш к а. Я, Мария Лукьяновна, стал писателем. Написал для газеты одно сочинение; только вот запятые не знаю где ставятся.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Поздравляю. А свадьба когда же, Егорушка?
Е г о р у ш к а. Почему это свадьба, Мария Лукьяновна?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Ну, раз стали писателем, значит, влюбились. Значит, муза у вас появилась, Егорушка.
Е г о р у ш к а. Сознаюсь, появилась, Мария Лукьяновна.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Кто же, кто же она? Как же звать-то, Егорушка?
Е г о р у ш к а. Музу?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Да.
Е г о р у ш к а. Александр Петрович Калабушкин.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Здравствуйте. Очумел.
Е г о р у ш к а. Сознаюсь, очумел, Серафима Ильинична. Отродясь я писателем быть не готовился, но как только увидел его — конец. До того он меня вдохновляет, Мария Лукьяновна, что рука прямо в ручку сама вгрызается и все пишет, все пишет, все пишет, все пишет.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Чем же он вдохновляет тебя, Егорушка?
Е г о р у ш к а. Эротизьмом своим, Серафима Ильинична. Я в газету об этом написал.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Что же вы написали такое, Егорушка?
Е г о р у ш к а. Если вы запятую мне после поставите, я могу прочитать. Начинается так. (Читает.) «Гражданину редактору нашей газеты от курьера советского учреждения. Ученые доказали, что на солнце бывают пятна. Таким пятном в половом отношении является Александр Петрович Калабушкин, содержатель весов, силомера и тира в летнем саду «Красный Бомонд». Силомер для курьеров не имеет значения, потому что мы силу свою измерили на гражданской войне за свободу трудящихся; что касается тира, то тир закрыт и все лето не открывается. Тир закрыт, а курьеры хотят стрелять. Между тем Александр Петрович Калабушкин все вечернее время проводит в отсутствии и сидит в ресторане, как наглый самец, с Маргаритой Ивановной Пересветовой. Пусть редактор своею железной рукой вырвет с корнем его половую распущенность». А под этим подписано: «Тридцать пять тысяч курьеров».
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Неужели же тридцать пять тысяч подписывало?
Е г о р у ш к а. Нет, подписывал я один.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Так зачем же вы тридцать пять тысяч курьеров подписываете?
Е г о р у ш к а. Это мой псевдоним, Серафима Ильинична.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Вы совсем очумели, Егор Тимофеевич. Как вам только не совестно. Ни с того ни с сего человека подводите.


ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ

В комнату вбегают Александр Петрович и Маргарита Ивановна.

А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Что, супруг ваш, Мария Лукьяновна, здесь?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Как вы кстати. Скорее, товарищ Калабушкин. Вот Егор. Потолкуйте вы с ним, пожалуйста.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Да. В чем дело, Егор Тимофеевич?
Е г о р у ш к а. Дело? Дело вот в чем, товарищ Калабушкин. «И сидит в ресторане, как наглый самец». Запятая, по-вашему, где полагается?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Перед как.
Е г о р у ш к а. Перед как. Ну, мерси вам. Бегу в редакцию. (Убегает.)


ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ

Мария Лукьяновна, Серафима Ильинична, Александр Петрович, Маргарита Ивановна.

М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Что вы сделали? Что вы сделали? Вы сейчас человеку неграмотность ликвидировали. А на что? На свою, Александр Петрович, голову. Разве вы, Александр Петрович, не знаете, кто такой этот наглый сидящий самец?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Нет. А кто?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Вы, и больше никто иное.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Я?
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Пожалуйста, не прикидывайся. Сознавайся, с какою ты шлюхой сидел.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Да, наверно, с тобой, Маргарита Ивановна.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. С вами, с вами.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Так в точности там и написано. И про вас, и про тир, Маргарита Ивановна.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Догоните его. Возвратите его. И скажите, что тир непременно откроется. Ну, бегите, бегите, а то не догоните!

Мария Лукьяновна и Серафима Ильинична убегают.


ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ

Александр Петрович, Маргарита Ивановна.

А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Что ты сделаешь?
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Все устроится, не тужи. Я в обиду тебя не дам. Ну, пойдем, побеседуем о покойнице.

Уходят в комнату Калабушкина.


ЯВЛЕНИЕ СЕМНАДЦАТОЕ

Входит Никифор Арсентьевич Пугачев, мясник.

П у г а ч е в. Вот так раз — никого.


ЯВЛЕНИЕ ВОСЕМНАДЦАТОЕ

Входит Виктор Викторович, писатель.

В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Гражданин Подсекальников — это вы?
П у г а ч е в. Нет, я сам его жду.
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Вот что. Так-с.


ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТНАДЦАТОЕ

Входит отец Елпидий, священник.

О т е ц  Е л п и д и й. Виноват, Подсекальников — это вы?
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Нет, не я.
О т е ц  Е л п и д и й. Значит, вы?
П у г а ч е в. Тоже нет.


ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТОЕ

Входит Аристарх Доминикович Гранд-Скубик.

О т е ц  Е л п и д и й. Вот, наверное, он. Подсекальников — это вы?
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Что вы, нет.


ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТЬ ПЕРВОЕ

Александр Петрович выходит из своей комнаты. Все бросаются к нему.

А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Александр Петрович!
П у г а ч е в. Товарищ Калабушкин!


ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТЬ ВТОРОЕ

В комнату вихрем влетает Раиса Филипповна.

Р а и с а  Ф и л и п п о в н а. Вот вы где мне попались, товарищ Калабушкин. Отдавайте сейчас же пятнадцать рублей.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Вы зачем же при людях, Раиса Филипповна?
Р а и с а  Ф и л и п п о в н а. А зачем же вы шахеры-махеры делаете? Вы меня обманули, товарищ Калабушкин. Вы надули меня со своим Подсекальниковым. Для чего я дала вам пятнадцать рублей? Чтобы он из-за этой паскуды застреливался? Вы мне что обещали, товарищ Калабушкин? Вы его для меня обещали использовать, а его Клеопатра Максимовна пользует.
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Виноват! Как такое — Клеопатра Максимовна? Вы же мне обещали, товарищ Калабушкин.
О т е ц  Е л п и д и й. Вы ему обещали, товарищ Калабушкин? А за что же я деньги тогда заплатил?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. А скажите, за что вы, товарищи, платите, если вы покупаете лотерейный билет? За судьбу. За участие в риске, товарищи. Так и здесь, в данном случае с Подсекальниковым. Незабвенный покойник пока еще жив, а предсмертных записок большое количество. Кроме вас заплатило немало желающих. Например, вот такие записки составлены. «Умираю, как жертва национальности, затравили жиды». «Жить не в силах по подлости фининспектора». «В смерти прошу никого не винить, кроме нашей любимой советской власти». И так далее, и так далее. Все записочки будут ему предложены, а какую из них он, товарищи, выберет — я сказать не могу.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Между прочим, он выбрал уже, товарищи. Он стреляется в пользу интеллигенции. Я с ним только что лично об этом беседовал.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Я считаю, что это нахальство, Аристарх Доминикович. Вы должны были действовать через меня, так сказать, наравне с остальными клиентами.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Отыщите клиентам другого покойника — пусть они подождут.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Подождите и вы.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Что касается русской интеллигенции, то она больше ждать не в силах.
П у г а ч е в. А торговля, по-вашему, в силах, товарищи?
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. А святое искусство?
О т е ц  Е л п и д и й. А наша религия?
Р а и с а  Ф и л и п п о в н а. А любовь? Ведь сейчас наступила немая любовь. В настоящее время мужчины в минуты любви совершенно не разговаривают, только сопят. Уверяю вас. Только сопят. Я прошу вас об этом подумать, товарищи.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Нет, вы лучше подумайте, дорогие товарищи, что такое есть наша интеллигенция. В настоящее время интеллигенция — это белая рабыня в гареме пролетариата.
П у г а ч е в. В таком случае в настоящее время торговля — это черная рабыня в гареме пролетариата.
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. В таком случае в настоящее время искусство — это красная рабыня в гареме пролетариата.
П у г а ч е в. Что вы всё говорите — искусство, искусство. В нат стоящее время торговля тоже искусство.
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. А что вы всё говорите — торговля, торговля. В настоящее время искусство тоже торговля. Ведь у нас, у писателей, музыкантская жизнь. Мы сидим в государстве за отдельным столом и все время играем туш. Туш гостям, туш хозяевам. Я хочу быть Толстым, а не барабанщиком.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Мы хотим, чтобы к нам хоть немного прислушались. Чтобы с нами считались, дорогие товарищи.
О т е ц  Е л п и д и й. Мы должны завоевать молодежь.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Да, но чем?
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Чем? Идеями.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Но припомните, как это раньше делалось. Раньше люди имели идею и хотели за нее умирать. В настоящее время люди, которые хотят умирать, не имеют идеи, а люди, которые имеют идею, не хотят умирать. С этим надо бороться. Теперь больше, чем когда бы то ни было, нам нужны идеологические покойники.
О т е ц  Е л п и д и й. Пусть покойник льет воду на нашу мельницу.
П у г а ч е в. Вы хотите сказать — на нашу.
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Да, на нашу, но не на вашу.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Почему же на вашу, а не на нашу?
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Потому что на нашу, а не на вашу.
О т е ц  Е л п и д и й. Нет, на нашу.
П у г а ч е в. Нет, на нашу.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Тише, тише, товарищи. Вы же все с одной мельницы, что вы спорите. Вы бы лучше его сообща использовали.
Р а и с а  Ф и л и п п о в н а. Очень мало на всех одного покойника.
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Нам не важен покойник как таковой. Важно то, что останется от покойника.
П у г а ч е в. Ничего от покойника не останется.
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Нет, останется.
П у г а ч е в. Что ж останется?
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Червячок. Вот в чем сила, товарищи. Вечный труженик, червячок. Червячок поползет и начнет подтачивать.
П у г а ч е в. Что подтачивать?
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Пусть начнет со слабейшего. Вы случайно не знаете Федю Питунина?
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Кто такой?
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Замечательный тип. Положительный тип. Но с какой-то такой грустнотцой, товарищи. Нужно будет в него червячка заронить. Одного червячка. А вы слышали, как червяки размножаются?


ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЕ

Входит Семен Семенович.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Вы ко мне?
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Эти люди узнали о вашем прекрасном решении, гражданин Подсекальников, и пришли к вам, чтобы выразить свой восторг.
П у г а ч е в. Вы последняя наша надежда, Семен Семенович.
О т е ц  Е л п и д и й. Вы сподвижник. Вы мученик.
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Вы герой.
Р а и с а  Ф и л и п п о в н а. Вы мой самый любимый герой современности.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Что вы, право...
Р а и с а  Ф и л и п п о в н а. Не скромничайте, вы герой.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Вы когда же решили стреляться, Семен Семенович?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Я еще не решил.
Р а и с а  Ф и л и п п о в н а. Ради бога, не скромничайте.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Скажем, завтра в двенадцать часов вас устраивает?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Завтра?
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Отложите до завтра, Семен Семенович.
О т е ц  Е л п и д и й. Мы устроим вам проводы.
П у г а ч е в. Мы закатим банкет вам, Семен Семенович.
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Мы вас чествовать будем, гражданин Подсекальников.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Завтра в десять часов вас устраивает?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Завтра в десять?
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Банкет.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Ах, банкет... да, устраивает.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Значит, так мы условимся. Завтра в десять часов начинаются проводы, ну а ровно в двенадцать вы тронетесь в путь.
С е м е н  С е м е н о в и ч. В путь? Куда?
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Затрудняюсь сказать. В никуда... в неизвестное... Будем ждать...
С е м е н  С е м е н о в и ч. Я дороги не знаю, дорогие товарищи.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Мы заедем за вами, Семен Семенович. Ну, пока.

Уходят.


ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТОЕ

Семен Семенович один.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Завтра в путь. Надо вещи собрать. Портсигар... это брату отправлю... в Елец. И пальто... тоже брату... демисезонное... и штаны полосатые... Нет, штаны я, пожалуй, надену сам... на банкет. На банкет хорошо полосатые.


ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТЬ ПЯТОЕ

Серафима Ильинична и Мария Лукьяновна.

М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Фу, запарились. Еле-еле догнали Егора Тимофеича.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Вот разгладьте штаны и заштопайте дырочку. Я их завтра надену, Серафима Ильинична.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Для чего же задаром штаны трепать? Вы куда в них пойдете, Семен Семенович?
С е м е н  С е м е н о в и ч. В это... я... я на место устраиваюсь.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Что ты, Сеня? Когда?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Завтра ровно в двенадцать часов.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Наконец-то. Какое же место? Временное?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Нет, как будто бы навсегда.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Мама, ставь утюги. Мы сейчас их и выгладим, и заштопаем.

Мария Лукьяновна и Серафима Ильинична со штанами убегают.


ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТЬ ШЕСТОЕ

Семен Семенович один.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Завтра ровно в двенадцать часов. Если ровно в двенадцать часов, что же будет со мной половина первого? Даже пять минут первого? Что? Кто же может ответить на этот вопрос? Кто?


ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТЬ СЕДЬМОЕ

Входят старушка и молодой человек. У молодого человека в руках сундучок и узел.

С т а р у ш к а. Ничего, если он посидит у вас?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Кто?
С т а р у ш к а. Вот племянничек к тетке Анисье приехал. А у тетки Анисьи-то дверь на замке. Вот пускай он минутку у вас посидит, а я живо за ихнею тетушкой сбегаю. Он мешать вам не будет, он тихой, Семен Семенович, из провинции.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Пусть сидит.

Старушка уходит. Молодой человек садится.


ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТЬ ВОСЬМОЕ

Семен Семенович и молодой человек. Пауза.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Как вы думаете, молодой человек? Ради бога, не перебивайте меня, вы сначала подумайте. Вот представьте, что завтра в двенадцать часов вы берете своей рукой револьвер. Ради бога, не перебивайте меня. Хорошо. Предположим, что вы берете... и вставляете дуло в рот. Нет, вставляете. Хорошо. Предположим, что вы вставляете. Вот вставляете. Вставили. И как только вы вставили, возникает секунда. Подойдемте к секунде по-философски. Что такое секунда? Тик-так. Да, тик-так. И стоит между тиком и таком стена. Да, стена, то есть дуло револьвера. Понимаете? Так вот дуло. Здесь тик. Здесь так. И вот тик, молодой человек, это еще все, а вот так, молодой человек, это уже ничего. Ни-че-го. Понимаете? Почему? Потому что тут есть собачка. Подойдите к собачке по-философски. Вот подходите. Подошли. Нажимаете. И тогда раздается пиф-паф. И вот пиф — это еще тик, а вот паф — это уже так. И вот все, что касается тика и пифа, я понимаю, а вот все, что касается така и пафа, — совершенно не понимаю. Тик — и вот я еще и с собой, и с женою, и с тещею, с солнцем, с воздухом и водой, это я понимаю. Так — и вот я уже без жены... хотя я без жены — это я понимаю тоже, я без тещи... ну, это я даже совсем хорошо понимаю, но вот я без себя — это я совершенно не понимаю. Как же я без себя? Понимаете, я? Лично я. Подсекальников. Че-ло-век. Подойдем к человеку по-философски. Дарвин нам доказал на языке сухих цифр, что человек есть клетка. Ради бога, не перебивайте меня. Человек есть клетка. И томится в этой клетке душа. Это я понимаю. Вы стреляете, разбиваете выстрелом клетку, и тогда из нее вылетает душа. Вылетает. Летит. Ну, конечно, летит и кричит: «Осанна! Осанна!» Ну, конечно, ее подзывает Бог. Спрашивает: «Ты чья»? — «Подсекальникова». — «Ты страдала?» — «Я страдала». — «Ну, пойди же попляши». И душа начинает плясать и петь. (Поет.) «Слава в вышних Богу и на земле мир и в человецех благоволение». Это я понимаю. Ну а если клетка пустая? Если души нет? Что тогда? Как тогда? Как, по-вашему? Есть загробная жизнь или нет? Я вас спрашиваю? (Трясет его.) Я вас спрашиваю — есть или нет? Есть или нет? Отвечайте мне. Отвечайте.

Входит старушка.


ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТОЕ

Семен Семенович, старушка, молодой человек.

С т а р у ш к а. Ну, спасибо, Семен Семенович. Вот я ключик достала от комнаты. А то он у них глухонемой, приехал, а сказать ничего не может. Ну, спасибо, спасибо.

Уходят.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Значит, завтра в двенадцать часов.



ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Ресторан под открытым небом в летнем саду «Красный Бомонд». За столом — Калабушкин, Гранд-Скубик, Пугачев, Виктор
Викторович, отец Елпидий, Степан Васильевич Пересветов, Маргарита Ивановна Пересветова, Клеопатра Максимовна,
Раиса Филипповна, Зинка Падеспань, Груня. На скамьях, возле тира, — хор цыган. Цыгане поют здравицу Подсекальникову.
Семен Семенович опутан серпантином и обсыпан конфетти.


ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Ц ы г а н е (поют).
     К нам приехал наш родимый
     Семен Семеныч дорогой.
     Сеня, Сеня, Сеня,
     Сеня, Сеня, Сеня,
     Сеня, Сеня, пей до дна.
     Сеня, Сеня, пей до дна.

Цыганка подает Семену Семеновичу бокал вина на перевернутой гитаре. Аплодисменты.

Пей до дна, пей до дна, пей до дна, пей до дна.

Семен Семенович выпивает вино, после чего вдребезги разбивает бокал. Гости аплодируют.

П у г а ч е в. Вот гусар! Вот лихач! Вот действительно, это да!
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Вот за это люблю вас, Семен Семенович. Костя! Костенька! Костенька, черт!

Подбегает официант.

Запиши за бокал девяносто копеек. Пейте! Пейте! Вы что же, Семен Семенович?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Сколько времени? А?
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. До двенадцати долго, Семен Семенович.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Долго?
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Долго, Семен Семенович. Вы не думайте. Пейте, Семен Семенович.
О т е ц  Е л п и д и й (наклонившись к Груне). Раз пошел Пушкин в баню...
Г р у н я. Вы про Пушкина мне не рассказывайте, я похабщины не люблю.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Человек!
В т о р о й  о ф и ц и а н т. Чего извольите-с?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Сколько времени, а?
В т о р о й  о ф и ц и а н т. Полагаю, что скоро двенадцать, Семен Семенович.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Скоро?
В т о р о й  о ф и ц и а н т. Скоро, Семен Семенович.
О т е ц  Е л п и д и й (наклонившись к Раисе Филипповне). Раз пошел Пушкин в баню...

Раиса Филипповна начинает ржать.

Р а и с а  Ф и л и п п о в н а (сквозь ржанье). Фу, бессовестный. Ой, не могу. Я сейчас так рельефно себе представила... Ну?
О т е ц  Е л п и д и й. Ну, пришел Пушкин в баню...
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Уважаемое собрание! Мы сейчас провожаем Семена Семеновича, если можно так выразиться, в лучший мир. В мир, откуда не возвращаются.
С т е п а н  В а с и л ь е в и ч. За границу, наверно?
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Нет, подальше, Степан Васильевич.
С т е п а н  В а с и л ь е в и ч. Пожелаю приятного путешествия.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Вы зачем же перебиваете, гражданин!
Г о л о с а. Тише... Тише...

Наступает мертвая тишина.

О т е ц  Е л п и д и й. Ну, Пушкин снимает подштанники.

Раиса Филипповна начинает ржать.

Г о л о с а. Тише... Тише...
Р а и с а  Ф и л и п п о в н а (ржа). Я сейчас так рельефно себе представляю. Ну?
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Любимый Семен Семенович! Вы избрали прекрасный и правильный путь. Убежденно и смело идите своей дорогой, и за вами пойдут другие.
Р а и с а  Ф и л и п п о в н а (сквозь ржанье). Ну, а банщица что?
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Много буйных, горячих и юных голов повернутся в открытую вами сторону, и тогда зарыдают над ними отцы, и тогда закричат над могилами матери, и тогда содрогнется великая родина, и раскроются настежь ворота Кремля, и к ним выйдет наше правительство. И правитель протянет свою руку купцу, и купец свою руку протянет рабочему, и протянет рабочий свою руку заводчику, и заводчик протянет свою руку крестьянину, и крестьянин протянет свою руку помещику, и помещик протянет свою руку к своему поместью, и свое поместье про... нет, хотя на своем поместье можно будет остановиться.
О т е ц  Е л п и д и й. Ну, а Пушкин ей в рифму на букву «дэ»...
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Честь и слава вам, милый Семен Семенович. Ура!
В с е. Уррра-а-а...
С е м е н  С е м е н о в и ч. Дорогие присутствующие...
Г о л о с а. Тсссс...
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Прошу тишины и внимания.

Наступает мертвая тишина.

Вот теперь говорите, Семен Семенович.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Сколько времени? А?
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Вы не думайте, пейте, Семен Семенович.
П у г а ч е в. Я почти что не критик, Аристарх Доминикович, я мясник. Но я должен отметить, Аристарх Доминикович, что вы чудно изволили говорить. Я считаю, что будет прекрасно, Аристарх Доминикович, если наше правительство протянет руки.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Я считаю, что будет еще прекраснее, если наше правительство протянет ноги.
П у г а ч е в. Хучь бы руки покамест, Аристарх Доминикович.
С т е п а н  В а с и л ь е в и ч. Вы меня извините, я раньше не знал, вы сегодня в двенадцать часов стреляетесь. Разрешите поэтому выпить за ваше здоровье.
С е м е н  С е м е н о в и ч. А сейчас сколько времени?
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Вы не думайте, пейте, Семен Семенович.
З и н к а  П а д е с п а н ь. Господа кавалеры, проявите себя. Предложите чего-нибудь очень веселого.
О т е ц  Е л п и д и й. Предлагаю собравшимся крикнуть «ура».
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Все!
В с е. Уррра-а-а...
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Человеки! Шампанского!
П у г а ч е в. Ну-ка хором, за десять рублей, про душу.
Ц ы г а н е.
     Ой, матушка, скушно мне,
     Сударыня, грустно мне.
О т е ц  Е л п и д и й. Хоп!
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Чеши!
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Шевели!
О т е ц  Е л п и д и й. Вот, действительно, в этом есть.
П у г а ч е в. До чего вы, родные, меня растрогали.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Я не плакал, когда умерла моя мать, моя бедная мама, дорогие товарищи. А сейчас... А сейчас... (Рыдает.)
Р а и с а  Ф и л и п п о в н а. Я сейчас так рельефно себе представила: диктатура, республика, революция... А кому это нужно, скажите пожалуйста?
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Как — кому? Разве можно так ставить вопрос? Я не мыслю себя без советской республики. Я почти что согласен со всем, что в ней делается. Я хочу только маленькую добавочку. Я хочу, чтоб в дохе, да в степи, да на розвальнях, да под звон колокольный у светлой заутрени, заломив на затылок седого бобра, весь в цыганах, обнявшись с любимой собакой, мерить версты своей обездоленной родины. Я хочу, чтобы лопались струны гитар, чтобы плакал ямщик в домотканую варежку, чтобы выбросить шапку, упасть на сугроб и молиться и клясть, сквернословить и каяться, а потом опрокинуть холодную стопочку да присвистнуть, да ухнуть на всю вселенную и лететь... да по-нашему, да по-русскому, чтоб душа вырывалась к чертовой матери, чтоб вертелась земля, как волчок, под полозьями, чтобы лошади птицей над полем распластывались. Эх вы, лошади, лошади, — что за лошади! И вот тройка не тройка уже, а Русь, и несется она, вдохновенная Богом. Русь, куда же несешься ты? Дай ответ.


ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Входит Егор Тимофеевич.

Е г о р у ш к а. Прямо в милицию, будьте уверены.
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Как в милицию? Почему?
Е г о р у ш к а. Потому что так ездить не полагается. Ездить можно согласно постановлению не быстрее пятидесяти верст в час.
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Но ведь это метафора, вдохновение.
Е г о р у ш к а. Разрешите мне вам преподать совет: вдохновляйтесь согласно постановлениям. Что же, тир открывается или нет?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Из-за вас вся задержка, Егор Тимофеевич, ждали, ждали, почти что совсем отчаялись.
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Осчастливьте, стаканчик, Егор Тимофеевич.
Е г о р у ш к а. Совершенно не пью.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Почему ж вы не пьете, Егор Тимофеевич?
Е г о р у ш к а. Очень страшно приучиваться.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Да чего же здесь страшного? Вы попробуйте.
Е г о р у ш к а. Нет, боюсь.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Да чего ж вы боитесь, Егор Тимофеевич?
Е г о р у ш к а. Как чего? Может так получиться, что только приучишься, хвать — наступит социализм, а при социализме вина не будет. Вот как хочешь тогда и выкручивайся.
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Только рюмку, всего лишь, одну лишь, за дам.
Е г о р у ш к а. Между прочим, при социализме и дам не будет.
П у г а ч е в. Ерунда-с. Человеку без дамочки не прожить.
Е г о р у ш к а. Между прочим, при социализме и человека не будет.
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Как не будет? А что же будет?
Е г о р у ш к а. Массы, массы и массы. Огромная масса масс.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Вот за массы и выпейте.
Е г о р у ш к а. Ну, за массы куда ни шло.
П у г а ч е в. Наливайте.
О т е ц  Е л п и д и й. Покрепче.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Затягивай, Пашенька.
Ц ы г а н е (поют).
     К нам приехал наш родимый
     Егор Тимофеич дорогой.
     Жоржик, Жоржик, Жоржик,
     Жоржик, Жоржик, Жоржик.
     Жоржик, Жоржик, пей до дна.
     Жоржик, пей до дна.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Как-с находите?
Е г о р у ш к а. Ничего. Я люблю, когда мне про меня поют, а то нынче другие ерундой занимаются.
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Это, собственно, кто?
Е г о р у ш к а. Да, к примеру, хоть вы. Вот скажите, писатель, об чем вы пишете?
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Обо всем.
Е г о р у ш к а. Эка невидаль — обо всем. Обо всем и Толстой писал. Это нас не захватывает. Я курьер и хочу про курьеров читать. Вот что. Поняли?
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. А вот я про литейщиков написал.
Е г о р у ш к а. Ну, пускай вас литейщики и читают. А курьеров литейщики не захватывают. Я опять заявляю: я курьер и хочу про курьеров читать — понимаете? Что вы скажете? Как, по-вашему?
С е м е н  С е м е н о в и ч. А скажите, по-вашему как, Егорушка, есть загробная жизнь или нет?
Е г о р у ш к а. В настоящее время возможно что есть, но при социализме не будет. Это я гарантирую.
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Что ж вы встали? Идите сюда. Присаживайтесь.
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Познакомьтесь со мной — Клеопатра Максимовна.
Р а и с а  Ф и л и п п о в н а (за столом, соседу). Мне Олег Леонидович прямо сказал: «У меня твой прекрасный живот, Раиса, не выходит из головы».
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. За здоровьице массы, Егор Тимофеевич.
Е г о р у ш к а. Не могу отказаться. Всегда готов.
Г р у н я (соседу). Ну, конечно, я ей, как сестра, говорю: «Ну зачем, говорю, ты к нему пойдешь? Пять рублей заработаешь, двадцать пролечишь».
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. За здоровьице массы, Егор Тимофеевич.
Е г о р у ш к а. Не могу... отказаться. Всегда готов.
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Вы не ешьте, вы пейте, Семен Семенович.
О т е ц  Е л п и д и й. Первая за дам.
З и н к а  П а д е с п а н ь. Мерси, батюшка.
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Вы не видели жизни, Егор Тимофеевич. Есть другая, прекрасная, чудная жизнь. Жизнь с бельем, с обстановкой, мехами, косметикой. Неужели, сознайтесь, Егор Тимофеевич, вас отсюда не тянет, ну, скажем, в Париж?
Е г о р у ш к а. Сознаюсь, Клеопатра Максимовна, тянет. Я стал деньги от этого даже копить.
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. На поездку?
Е г о р у ш к а. На башню, Клеопатра Максимовна.
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. На какую же башню?
Е г о р у ш к а. На очень высокую.
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Для чего же вам башня, Егор Тимофеевич?
Е г о р у ш к а. То есть как для чего? Вы представьте, что башня уже построена. И как только затянет меня в Париж, я сейчас же залезаю на эту башню и смотрю на Париж, Клеопатра Максимовна, с марксистской точки зрения.
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Ну, и что?
Е г о р у ш к а. Ну, и жить не захочется в этом Париже.
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Почему?
Е г о р у ш к а. Вам меня не понять, Клеопатра Максимовна, потому что вы женщина потустороннего класса.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Как же так, извиняюсь, потустороннего? А позвольте спросить вас, Егор Тимофеевич: кто же сделал, по-вашему, революцию?
Е г о р у ш к а. Революцию? Я. То есть мы.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Вы сужаете тему, Егор Тимофеевич. Разрешите, я вам поясню свою мысль аллегорией.
Е г о р у ш к а. Не могу отказаться. Всегда готов.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Так сказать, аллегорией звериного быта домашних животных.
В с е. Просим!.. Просим!
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Вы не слушайте, пейте, Семен Семенович.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Под одну сердобольную курицу подложили утиные яйца. Много лет она их высиживала. Много лет согревала своим теплом, наконец высидела. Утки вылупились из яиц, с ликованием вылезли из-под курицы, ухватили ее за шиворот и потащили к реке. «Я ваша мама, — вскричала курица, — я сидела на вас. Что вы делаете?» — «Плыви», — заревели утки. Понимаете аллегорию?
Г о л о с а. Чтой-то нет.
— Не совсем.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Кто, по-вашему, эта курица? Это наша интеллигенция. Кто, по-вашему, эти яйца? Яйца эти — пролетариат. Много лет просидела интеллигенция на пролетариате, много лет просидела она на нем. Все высиживала, все высиживала, наконец высидела. Пролетарии вылупились из яиц. Ухватили интеллигенцию и потащили к реке. «Я ваша мама, — вскричала интеллигенция. — Я сидела на вас. Что вы делаете?» — «Плыви», — заревели утки. «Я не плаваю». — «Ну, лети». — «Разве курица птица?» — сказала интеллигенция. «Ну, сиди». И действительно посадили. Вот мой шурин сидит уже пятый год. Понимаете аллегорию?
З и н к а  П а д е с п а н ь. Что же здесь не понять? Он казенные деньги растратил, наверное.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Деньги — это деталь. Вы скажите, за что же мы их высиживали? Знать бы раньше, так мы бы из этих яиц... Что бы вы, гражданин Подсекальников, сделали?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Гоголь-моголь.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Вы гений, Семен Семенович. Золотые слова.
Г р у н я. Вы о чем заскучали, гражданин Подсекальников?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Вот скажите вы мне, дорогие товарищи, можете ли вы понимать суть, и если вы можете ее понимать, то скажите вы мне, дорогие товарищи, — есть загробная жизнь или нет?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Про загробную жизнь вы у батюшки спрашивайте. Это их специальность.
О т е ц  Е л п и д и й. Как прикажете отвечать: по религии или по совести?
С е м е н  С е м е н о в и ч. А какая же разница?
О т е ц  Е л п и д и й. Ко-лос-саль-на-я. Или можно еще по науке сказать.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Мне по-верному, батюшка.
О т е ц  Е л п и д и й. По религии — есть. По науке — нету. А по совести — никому не известно.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Никому? Значит, нечего даже и спрашивать?
П у г а ч е в. А зачем же вам спрашивать? Вот чудак. Вы же сами минут через тридцать узнаете.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Через тридцать? Так, значит, сейчас половина двенадцатого? Как... Уже половина двенадцатого?
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Вы не думайте, пейте, Семен Семенович.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Неужели уже половина двенадцатого? Половина двена... Отпевайте меня, дорогие товарищи. Пойте, милые. Пойте, сволочи.

Цыгане гаркают хоровую.

Пострадаю за всех. Пострадаю за вас.
Ц ы г а н е. Эх, раз! Еще раз!
С е м е н  С е м е н о в и ч. Вот когда наступила, товарищи, жизнь. Наступила за тридцать минут до смерти.
Е г о р у ш к а. За здоровьице масс!
Ц ы г а н е. Эх, раз! Еще раз!
С е м е н  С е м е н о в и ч. Массы! Слушайте Подсекальникова! Я сейчас умираю. А кто виноват? Виноваты вожди, дорогие товарищи. Подойдите вплотную к любому вождю и спросите его: «Что вы сделали для Подсекальникова?» И он вам не ответит на этот вопрос, потому что он даже не знает, товарищи, что в советской республике есть Подсекальников. Подсекальников есть, дорогие товарищи. Вот он я. Вам оттуда не видно меня, товарищи. Подождите немножечко. Я достигну таких грандиозных размеров, что вы с каждого места меня увидите. Я не жизнью, так смертью своею возьму. Я умру и, зарытый, начну разговаривать. Я скажу им открыто и смело за всех. Я скажу им, что я умираю за... что я за... Тьфу ты, черт! Как же я им скажу, за что я, товарищи, умираю, если я даже предсмертной записки своей не читал.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Мы сейчас все устроим, Семен Семенович. Дайте кресло и стол, Маргарита Ивановна.
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Костя, стол!

Официанты вносят стол и кресло. На столе письменный прибор, бумага, ваза с цветами, бутылка
шампанского и рабочая лампа с зеленым абажуром.

А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Потрудитесь прочесть, гражданин Подсекальников.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Это что?
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Здесь написано.
С е м е н  С е м е н о в и ч. «Почему я не в силах жить!» Вот, вот, вот. Я давно уже этим интересуюсь.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Так садитесь и переписывайте.

Семен Семенович садится за стол.

Мы не будем мешать вам, Семен Семенович. Будьте добры, маэстро, негромкий вальс.

Музыка.

С е м е н  С е м е н о в и ч (переписывает). «Почему я не в силах жить!» Восклицательный знак. Дальше. «Люди и члены партии, посмотрите в глаза истории». Как написано! А! «Посмотрите в глаза истории». Замечательно. Красота.
П у г а ч е в. Уважаемые, до чего я люблю красоту, даже страшно становится. Красота, уважаемые...
З и н к а  П а д е с п а н ь. Вольдемар, вы начнете сейчас блевать. Уверяю вас.
П у г а ч е в. Я? Пожалуйста. Сколько хочите.
С е м е н  С е м е н о в и ч (читает). «Потому что нас всех коснулся очистительный вихрь революции!» Восклицательный знак. С красной строки. (Переписывает.)
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Мне претит эта скучная, серая жизнь. Я хочу диссонансов, Егор Тимофеевич.
Е г о р у ш к а. Человек!
К о с т я. Что прикажете?
Е г о р у ш к а. Диссонансов. Два раза. Для меня и для барышни.
К о с т я. Сей минут.
С е м е н  С е м е н о в и ч (читает). «Помните, что интеллигенция соль нации и, если ее не станет, вам нечем будет посолить кашу, которую вы заварили». Значит, так: помните... (Переписывает.)
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Червячок уже есть, Аристарх Доминикович.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Это вы про кого?
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Я вчера вам говорил про Федю Питунина. Замечательный тип, положительный тип, но уже с червячком, Аристарх Доминикович.
Р а и с а  Ф и л и п п о в н а. Говорят, что вы были за рубежом?
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Был в рабочих кварталах Франции.
Р а и с а  Ф и л и п п о в н а. А скажите, во Франции в этом сезоне парижанки какие же груди носят — маленькие или большие?
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Кто как может, смотря по средствам.
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Между прочим, я так и думала. Ах, Париж... А у нас? Ведь у нас даже дама со средствами сплошь да рядом должна оставаться такой, какова она есть.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Дайте волю интеллигенции.
П у г а ч е в. Дайте ванную. Дайте ванную. Маргарита Ивановна, дайте ванную.
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Для чего?
П у г а ч е в. Мы сейчас проституток в ней будем купать.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Восклицательный знак. Вот за что я, товарищи, умираю. Подпись.

Пугачев начинает плакать.

З и н к а  П а д е с п а н ь. Что случилось? О чем вы, Никифор Арсентьевич?
П у г а ч е в. Заболел я. Тоска у меня... по родине.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Как по родине? Вы какой же национальности?
П у г а ч е в. Русский я, дорогие товарищи.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Разлюбезные граждане, что я могу?..
Г о л о с а. Что такое?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Нет, вы знаете, что я могу? Нет, вы знаете, что я могу? Я могу никого не бояться, товарищи. Никого. Что хочу, то и сделаю. Все равно умирать. Все равно умирать. Понимаете? Что хочу, то и сделаю. Боже мой! Все могу. Боже мой! Никого не боюсь. В первый раз за всю жизнь никого не боюсь. Захочу вот — пойду на любое собрание, на любое, заметьте себе, товарищи, и могу председателю... язык показать. Не могу? Нет, могу, дорогие товарищи. В том все дело, что все могу. Никого не боюсь. Вот в Союзе сто сорок миллионов, товарищи, и кого-нибудь каждый миллион боится, а я никого не боюсь. Никого. Все равно умирать. Все равно умирать. Ой, держите, а то я плясать начну. Я сегодня над всеми людьми владычествую. Я — диктатор. Я — царь, дорогие товарищи. Все могу. Что хочу, то и сделаю. Что бы сделать такое? Что бы сделать такое со своей сумасшедшей властью, товарищи? Что бы сделать такое, для всего человечества... Знаю. Знаю. Нашел. До чего это будет божественно, граждане. Я сейчас, дорогие товарищи, в Кремль позвоню. Прямо в Кремль. Прямо в красное сердце советской республики. Позвоню... и кого-нибудь там... изругаю по-матерному. Что вы скажете? А? (Идет к автомату.)
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Ради бога!
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Не надо, Семен Семенович.
О т е ц  Е л п и д и й. Что вы делаете?
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Караул!
С е м е н  С е м е н о в и ч. Цыц! (Снимает трубку.) Все молчат, когда колосс разговаривает с колоссом. Дайте Кремль. Вы не бойтесь, не бойтесь, давайте, барышня. Ктой-то? Кремль? Говорит Подсекальников. Под-се-каль-ни-ков. Индивидуум. Ин-ди-ви-ду-ум. Позовите кого-нибудь самого главного. Нет у вас? Ну, тогда передайте ему от меня, что я Маркса прочел и мне Маркс не понравился. Цыц! Не перебивайте меня. И потом передайте ему еще, что я их посылаю... Вы слушаете? Боже мой. (Остолбенел. Выронил трубку.)
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Что случилось?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Повесили.
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Как?
О т е ц  Е л п и д и й. Кого?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Трубку. Трубку повесили. Испугались. Меня испугались. Вы чувствуете? Постигаете ситуацию? Кремль — меня. Что же я представляю собою, товарищи? Это боязно даже анализировать. Нет, вы только подумайте. С самого раннего детства я хотел быть гениальным человеком, но родители мои были против. Для чего же я жил? Для чего? Для статистики. Жизнь моя, сколько лет издевалась ты надо мной. Сколько лет ты меня оскорбляла, жизнь. Но сегодня мой час настал. Жизнь, я требую сатисфакции.

Бьет 12 часов. Гробовое молчание.

М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Собирайтесь, Семен Семенович.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Как, уже? А они не вперед у вас, Маргарита Ивановна?
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Нет, у нас по почтамту, Семен Семенович.

Пауза.

А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Что же, присядемте, по обычаю.

Все садятся. Пауза.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Ну, прощайте, товарищи. (Идет к выходу. Возвращается, берет бутылку, прячет в карман.) Извиняюсь, для храбрости. (Идет к выходу.)
О ф и ц и а н т. Приходите опять к нам, Семен Семенович.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Нет, теперь уже вы приходите ко мне. (Уходит.)



ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Комната в квартире Подсекальникова.


ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Серафима Ильинична сбивает в стакане гоголь-моголь.

С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а (поет).
     Ревела буря, дождь шумел,
     Во мраке молния блистала,
     И беспрерывно гром гремел,
     И в дебрях буря бушевала.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а  и  М а р и я  Л у к ь я н о в н а (из другой комнаты).
     И беспрерывно гром гремел,
     И в дебрях буря бушевала.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. «Вы спите, юные...»
М а р и я  Л у к ь я н о в н а (из другой комнаты). Мама? Мамочка!
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Что тебе?


ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Мария Лукьяновна с керосиновой лампой в руках. В ламповое стекло воткнуты щипцы для завивки волос.

М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Как, по-твоему, Сенечке лучше понравится: мелкой зыбью завиться или крупными волнами?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Разве, Машенька, догадаешься?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Как же все-таки быть?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Я тебе посоветую, Машенька, так: сделай спереди мелко, а сзади крупно, вот и будет без промаха. (Поет.) «Вы спите, юные...»
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Он, наверное, скоро вернется, мамочка, ты живей растирай.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Я и так, как динамо-машина, работаю — два желтка навертела на полный стакан.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. До чего он любитель до гоголя, страсть.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Пусть уж нынче полакомится. (Поет.)
Вы спите, юные герои.
Друзья, под бурею ревущей...
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Как ты, мамочка, думаешь — он на место устроится или нет?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. А то как же? Теперь непременно устроится.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Скажут — нету работы, и кончен бал.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Разве может в России не быть работы, да у нас ее хватит хоть на все человечество, только знай поворачивайся.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. По какой же причине не все работают?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. По причине протекции.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Почему ж это так?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Потому что в России так много работы, что для каждого места не хватает протекции. Скажем, место имеется, а протекции нет, вот оно и пустует от этого, Машенька. А уж если у Сенечки есть протекция, то работа отыщется — будь покойна.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Неужели мы, мама, опять заживем.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Заживем, обязательно заживем. (Поет.)
Заутра глас раздастся мой,
На славу и на смерть зовущий.
О б е.
Заутра глас раздастся мой,
На славу и на смерть зовущий.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Это что за письмо?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Брось, наверное, старое.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Нет, не старое... запечатано... и тебе адресовано.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Ну-ка, Машенька, прочитай.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Что такое? (Читает.) «Многоуважаемая Серафима Ильинична, когда вы прочтете это письмо, меня уже не будет в живых. Предупредите поосторожней Машу».
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Боже праведный!
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Погоди. (Читает.) «Пальто мое демисезонное и портсигар отправьте брату в Елец. Семен». Как же это возможно? Да что ж это? Батюшки! (Падает на кровать. Рыдает.)
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Маша! Машенька! Ну, не плачь, ради бога, не плачь.


ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Распахнув двери, входят Гранд-Скубик, отец Елпидий, Калабушкин, модистка, портниха, Маргарита Ивановна.

О т е ц  Е л п и д и й. Плачьте, плачьте, вдова Подсекальникова. Обнимите детей своих и взывайте с рыданием: «Где ваш папочка? Нету папочки. Нету папочки и не будет».
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. И не было.
О т е ц  Е л п и д и й. Чего?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Папочки не было, я говорю.
О т е ц  Е л п и д и й. Почему?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Потому что деточек не было.
О т е ц  Е л п и д и й. Не было. Вот так фунт! Ничего не поделаешь— промахнулся. Нету папочки, значит, и не было. Плачьте, плачьте, вдова Подсекальникова...
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Лучше после об этом, отец Елпидий. Дайте я. Дорогая Мария Лукьяновна, разрешите мне обратиться к вам с маленькой просьбой от имени русской интеллигенции. Муж ваш умер, но труп его полон жизни, он живет среди нас, как общественный факт. Давайте же вместе поддерживать эту жизнь. Я кончил. А теперь, Генриетта Степановна, приступите, пожалуйста, к вашим обязанностям.
М о д и с т к а. Пардон, мадам. Мадам интересуется обыкновенной соломкой или рисовой, или, может быть, мадам интересуется фетром? Вот опять же вполне элегантная шляпа для похорон.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Ничего мне не нужно... зачем это... боже мой...
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Вы напрасно, Мария Лукьяновна, так относитесь, погребение будет довольно шикарное, для чего же вам выглядеть хуже всех.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Да откуда шикарное, Маргарита Ивановна? На какие шиши нам его хоронить?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Вы об этом не думайте, Серафима Ильинична. От преданья земле до пошивки траура — все шиши эти люди берут на себя.
П о р т н и х а. Может быть, мы приступим к примерке, сударыня?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Не могу я... не троньте меня... товарищи.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Слез не надо, вдова. Муж ваш умер героем — о чем же вы плачете?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Жить-то как же мне... господи...
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Я скажу вам на это, Мария Лукьяновна: живите так же, как умер ваш муж, ибо умер он смертью, достойною подражания.
П о р т н и х а (снимая мерку). Длина переда сорок один.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Один, совершенно один, с пистолетом в руках, вышел он на большую дорогу нашей русской истории.
П о р т н и х а (снимая мерку). Длина зада девяносто четыре.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Он упал на нее и остался лежать...
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Где остался лежать?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. На дороге истории, Серафима Ильинична.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Это где же такое? Далеко от нас?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Да, довольно порядочно.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. И остался лежать страшным камнем всеобщего преткновения.
П о р т н и х а. Или, может быть, вы обожаете рюшики?
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Пусть же тот, кто шагает по этой дороге, Мария Лукьяновна, споткнется сегодня о труп Подсекальникова.
М о д и с т к а. Вот прекрасная шляпка фасон фантази, можно сделать из крепа поля колокольчиком.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. И когда он споткнется, Мария Лукьяновна, он, конечно, посмотрит под ноги, и когда он посмотрит под ноги, он, конечно, увидит нас. И мы скажем ему...
М о д и с т к а. Разрешите прикинуть на вас, сударыня.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Вы, шагающий по дороге истории государственный муж и строитель жизни, посмотрите поглубже на труп Подсекальникова.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Глубже, глубже.
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. И набок.
М о д и с т к а. Вот так. Восхитительно.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. И тогда он посмотрит и спросит нас: «Что же он означает, сей труп Подсекальникова?» И мы скажем ему: «Это наша рецензия на вашу работу».
П о р т н и х а. Вы хотите гофрэ или, может быть, клешики?
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Да, супруг ваш скончался героем, Мария Лукьяновна.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. А скажите, нельзя и гофрэ, и клешики?
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Честь и слава супругу вдовы Подсекальниковой, честь и слава жене дорогого покойника!
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. А он где же находится?
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Это нужно узнать в отделении милиции. Мы сейчас вас покинем, Мария Лукьяновна, но вернемся опять. Мы теперь не оставим вас в вашем несчастии. Я не плакал, когда умерла моя мать, моя бедная мама, Мария Лукьяновна. А сейчас... а сейчас... разрешите, я вас поцелую от имени всех присутствующих. (Целует.)
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Разрешите, и я.
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Александр!

Уходят.


ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Мария Лукьяновна, Серафима Ильинична.

С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. До чего симпатичные господа. Значит, есть еще люди хорошие, Машенька.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Люди, мамочка, есть, а Семена нету.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Нет родимого! Нет сердешного! А примерка тебе на когда назначена?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Нынче в три. У нее. Вот и адрес на карточке.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Ателье-мастерская мадам Софи. Дорогая, наверное.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Ясно, что не дешевая, по ухваткам видать.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Ты бы, Машенька, шляпку сняла, истреплется.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Пусть истреплется. Ничего мне не жалко на свете, мамочка. Все равно мне не жить. Для чего мне нужна моя жизнь окаянная, если полного счастья ни разу не было. Сеня был — шляпы не было, шляпа стала — Семена нет. Господи! Почему же ты сразу всего не даешь?

Стук в дверь.

С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Кто там?


ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Два подозрительных типа вносят в комнату безжизненное тело Семена Семеновича.

М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Мамочка! Боже!
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Святые угодники! Вот сюда опускайте его, сюда!
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Сеня, милый, да что ж ты наделал, Сенечка.
П е р в ы й. Ничего не попишешь — абсурд судьбы.
В т о р о й. Так сказать, не застигнут на четверть минуточки.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Неужели вы видели?
В т о р о й. Все как есть.
П е р в ы й. Поначалу, действительно, мы не заметили, но потом он, действительно, говорит: «Отвезите меня, говорит, по адресу». Ну и что же вы думаете? Только мы от него отошли немножко, он заходит за дерево, постоял да как ахнет — и брык с катушек. Мы, конечно, обратно, но поздно, действительно. Подбежали, лежит он — ни бе ни ме.
В т о р о й. Так сказать, приведен в состояние духа.

Мария Лукьяновна плачет.

П е р в ы й. Долго будет она убиваться, по-вашему, или нет?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Дай-то бог через год, через два очухается.
П е р в ы й. Через год, через два. Это нас не устраивает. Мы уж лучше пойдем.

Уходят.


ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Серафима Ильинична, Мария Лукьяновна. Тело Семена Семеновича.

М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Не сумели мы с мамой тебя уберечь, вот ты и умер, Семен Семенович.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Умер, кто умер? Я умер. Ой, держите меня!
О б е. Караул!
С е м е н  С е м е н о в и ч. Ой, держите, держите! Лечу, лечу! Осанна! Осанна!
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Сеня! Сеня!
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Семен Семенович!
С е м е н  С е м е н о в и ч. Кто со мной разговаривает?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Это я, Мария.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Мария? Это какая Мария? Бога слово родшая? Сущая Богородица? Сущая Богородица, я не виновата.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Что ты, Сенечка? Это я, бог с тобой!
С е м е н  С е м е н о в и ч. Бог со мной. Извиняюсь, я вас не узнал. Разрешите представиться: душа Подсекальникова.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Он с ума сошел, мамочка.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Где вы были, Семен Семенович? Что вы делали?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Я страдала.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Как страдала?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Отче наш, вы не думайте, что я вру. У меня есть все данные на царство небесное. Отче наш, прикажите, я буду плясать и петь. (Поет.) «Слава в вышних Богу и на земле, мир и...»
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Вы придите в себя. Очухайтесь.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Отче наш...
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Я не отче, я теща, Семен Семенович.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Кто?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Теща ваша, Семен Семенович.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Теща? Вот тебе раз. Вы когда же скапустились, Серафима Ильинична?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Это бред. Он, наверное, ранил себя куда-нибудь. (Наклоняется над ним.) Сеня, милый, ты ра... Фу...
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Что такое?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Понюхай его, пожалуйста.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Поздравляю вас. Здравствуйте. Где же вы нализались, Семен Семенович?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Честнейшая херувим и славнейшая без сравнения Серафима Ильинична, где здесь можно зачислиться в сонм? Вы не знаете?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Что ты скажешь. Опять балаган начинается.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Дай графин. Обливай ему, Машенька, голову. Лей смелее. Не бойся, не бойся, окачивай.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Где я?.. Батюшки... это этот свет или тот?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Этот, этот.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Ты что же придумал, бессовестный? Сам оставил записку, что уходишь застреливаться, а сам водки накушался вместо этого. Ах ты, сукин ты сын. Ты меня до агонии чуть не довел. Я здесь плачу, рыдаю со своим малокровием...
С е м е н  С е м е н о в и ч. Погоди.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Нет уж, ты погоди. Я здесь плачу, рыдаю со своим малокровием и хожу в положении безутешной вдовы, а ты вовсе не умер и даже пьянствуешь. Что же, ты хочешь живой меня в гроб уложить? Почему ты молчишь? Отвечай, когда спрашивают!
С е м е н  С е м е н о в и ч. Погоди.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Ну?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Сколько времени, а?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Сколько времени — два часа.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Два часа. Как же это случилось такое? Господи! Я же должен в двенадцать, в двенадцать, Машенька. Стой! Когда я сюда пришел?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Вы не шли, вас тащили, Семен Семенович.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Кто тащил?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Два каких-то мужчины противной наружности.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Два мужчины... действительно... было... как будто бы... на бульваре... подсели... и вместе... из горлышка.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Ты уж прямо из горлышка хлещешь, бессовестный!
С е м е н  С е м е н о в и ч. Я для храбрости, Машенька, пил, для храбрости. Все для храбрости, Машенька, пил и пил. А с последней бутылкой зашел за дерево, думал — выпью последнюю и смогу. Выпить выпил, а смочь не смог.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Для чего ты затеял всю эту комедию? Чем тебе не жилось?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Приходил сюда кто-нибудь или нет?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Очень даже, скажу вам, нарядная публика.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Ну и что же она?
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Говорила слова, выражала сочувствие.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Все расходы берем, говорят, на себя, муж ваш умер героем, Мария Лукьяновна.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Как же мы им в глаза теперь будем смотреть?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Ведь они все расходы обратно потребуют.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. В это время ей, может быть, траур шьют. И какая портниха. Мадам Софи... Это встанет в копейку, Семен Семенович.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Вдруг они еще, к нашему счастью, не начали. Едем, мама, к Софи.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Подождите еще, ведь не все потеряно. Я еще застрелюсь.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Ты опять мне, Семен, балаган устраиваешь. Идем, мама, к Софи.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Застрелюсь, вот увидите — застрелюсь.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Где уж вам застрелиться, Семен Семенович, вы бы чайник лучше на примус поставили.

Убегают.


ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Семен Семенович один.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Не поверили. Не поверили. Даже Маша и та не поверила. Хорошо. Пожалеешь, да как еще, Машенька. Где он? Вот. (Вынимает револьвер.) Нужно сразу, не думая, прямо в сердце — и моментальная смерть. (Приставляет револьвер к груди.) Моментальная смерть. Или нет. Лучше в рот. В рот моментальнее. (Вставляет дуло револьвера в рот. Вынимает .) Буду считать до трех. (Снова в рот.) Ас... ва... (Вынимает.) Или нет. Буду лучше считать до тысячи. (Опять в рот.) Ас... ва... ы... че-ы-и... а... э... э... ээ... э-э... э-э... о-и-и-а... (Вынимает.) Нет, уж если считать, то придется в сердце. (Приставляет револьвер к груди.) Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять... Это трусость — до тысячи... нужно сразу... решительно... До ста — и кончено. Нет... скорей до пятнадцати. Да... сейчас. (Снова приставляет револьвер к груди.) Раз, два, три, четыре, пять, семь, восемь, девять, десять... одиннадцать... двенадцать... тринадцать... четырнадцать... Или, может быть, лучше совсем не считать, но зато в рот. (Дуло в рот. Вынимает.) В рот... а пуля куда же?.. Сюда вот... в голову. Жалко голову. Ведь лицо в голове, дорогие товарищи. Лучше в сердце. Только надо нащупать. Получше наметиться, где колотится. Вот. Здесь колотится. Ой! Какое большое сердце, где ни тронешь — везде колотится. Ой! Как колотится. Разорвется. Сейчас разорвется. Боже мой! Если я умру от разрыва сердца, я не успею тогда застрелиться. Мне нельзя умирать, мне нельзя умирать. Надо жить, жить, жить, жить... для того, чтобы застрелиться. Не успеть. Не успеть. Ой, задохнусь. Минутку, еще минутку. Бей же, сволочь, да бей же куда ни попадя. (Револьвер выскальзывает из рук. Падает.) Опоздал... умираю. Да что ж это, господи...


ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Два мальчика с огромными венками, завернутыми в бумагу.

П е р в ы й  м а л ь ч и к. Что, покойник здесь живет?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Кто?
П е р в ы й  м а л ь ч и к. Здесь покойник живет или нет, я вас спрашиваю?
С е м е н  С е м е н о в и ч. А вы кто же такие? Зачем вы? Откудова?
В т о р о й  м а л ь ч и к. Мы из «Вечности».
С е м е н  С е м е н о в и ч. Как — из вечности?
В т о р о й  м а л ь ч и к. Из бюро похоронных процессий «Вечность». Получите, пожалуйста.

Ставит венки.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Это что?

Мальчики снимают с венков бумагу.

(Читает надписи на лентах.) «Спи спокойно, Семен Подсекальников, ты герой». (Другой конец.) «Почитатели твоей смерти». (Другой венок.) «Незабвенному Сене, борцу и зятю. Убитая горем теща».
П е р в ы й  м а л ь ч и к. Вам венки?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Мне... то есть нам.
П е р в ы й  м а л ь ч и к. Распишитесь в получении. (Подает книгу.) Нет, вот здесь.
С е м е н  С е м е н о в и ч (читает). «Шесть надгробных венков получил». (Расписывается.)
М а л ь ч и к и. До свиданья. (Уходят.)


ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Семен Семенович подходит к венку, расправляет ленту. На ленте написано по-французски.

С е м е н  С е м е н о в и ч (читает). «Раг-до-пе топ Си-топ...» Что такое? Ситоп. Это, верно, не мне. (Подбегает к двери.) Стойте, мальчики. (Пауза.) Все равно. (Подходит к другому венку. Читает.) «Не говорите мне — он умер, он живет. Твоя Раиса». Боже мой! Догадалась. Догадалась, проклятая. Где револьвер? Скорей. (Поднимает револьвер.) Говорите, живет? Хорошо. Вот посмотрите, как живет. Вот посмотрите. (Приставляет револьвер к виску.) Спи спокойно, Семен Подсекальников, ты герой, ты герой. Ты герой, Подсекальников, спи. (Опускает руку.) Герой-то я герой, а вот спать у меня не выходит. Ну, никак не выходит, дорогие товарищи. Потому, что я очень устал, наверное. Очень. Страшно устал. Нужно сесть на немножечко и отдохнуть. Да, да, да. Сесть с газетой и отдохнуть... А потом уже снова со свежими силами. (Садится. Берет газету. Читает.) «Международное положение». Международное положение... Какие это, в сущности, пустяки по сравнению с положением одного человека. (Перевертывает газету, читает.) «Хроника происшествий». «Восемнадцати лет... кислотой...» Вот оно настоящее международное положение. (Читает.) «На углу Семеновской улицы и Барабанного переулка сшиблен трамваем неизвестный гражданин. Труп неизвестного отправлен в покойницкую Филатовской больницы». Вот счастливец! Ну, скажите пожалуйста, шел, не думал и вдруг попал. А здесь — думаешь, думаешь и не можешь попасть. Потому и не можешь, должно быть, что думаешь. Да, да, да. Я теперь догадался. Надо взять себя в руки, отвлечься от этого, все забыть, рассмеяться, прийти в настроение, а потом как трамваем наехать, и кончено. Да, да, да. Взять представить себе, что все чудно, прекрасно, хорошо, замечательно, и что вот ты идешь и как будто не думаешь, может быть, напеваешь чего-нибудь. Да, да, да, напеваешь какую-то песенку. (Начинает петь.)
     Целует нас мама, свернувши в пеленки,
     Целует иная родня,
     Когда подрастем, нас целуют девчонки
     Средь ночи и белого дня.
Черт возьми, как хорошо — тромбон. Трамвай начинает идти. (Приближает вытянутую руку с револьвером к виску.) Сколько прелести в... (Останавливает руку.) Сколько прелес... Нет, не могу. Сколько пре... Не могу. Черт возьми, как хорошо — тромбон... Черт во... Тьфу ты, черт! Ну, никак не могу!

Голос за дверью: «Заворачивай веселей. Веселей заворачивай».


ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Трое мужчин вносят в комнату гроб.

П е р в ы й. На себя, на себя! Да куда же вы тыркаетесь? Ставь на стол.

Гроб ставят на стол.

Все в порядке. Доставили.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Очень вам благодарен. Большое спасибо.
П е р в ы й. Сам-то где?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Ктой-то сам?
П е р в ы й. Подсекальников. Упокойник.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Вот он.
П е р в ы й. Где?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Что я, нету его еще, но он будет... на этих минутах, наверное.
П е р в ы й. Жалко вам упокойника?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Ой как жалко, товарищи!
П е р в ы й. Вот я тоже жалею всегда упокойников. На чаек с вашей милости.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Ради бога, пожалуйста.
П е р в ы й. Ну, счастливо вам справиться.

Уходят.


ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Несколько мгновений Семен Семенович пребывает в полной неподвижности, потом направляется к гробу, обходит его кругом,
заглядывает внутрь, поправляет подушку и расставляет вокруг гроба венки. Затем вытаскивает из кармана револьвер и
приставляет дуло к виску. Опускает руку. Подходит к зеркалу, занавешивает его черным. Снова приставляет дуло к виску.
Пауза.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Почемуй-то ученые до сих пор не дошли, чтобы мог человек застрелиться, не чувствуя. Например, застрелиться под хлороформом. А еще называются благодетели человечества. Сукины дети. Боже праведный! Господи! Жизнеподатель! Дай мне силы покончить с собой. Ты же видишь, что я не могу. Ты же видишь.


ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

В комнату вбегают Мария Лукьяновна и Серафима Ильинична.

М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Идут!
С е м е н  С е м е н о в и ч. Кто идут?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Все идут! (Выбегает из комнаты.)


ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ

Семен Семенович мечется по комнате. Слышен шум толпы.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Боже мой! Боже мой!

Шум приближается.

Боже мой! (Вскакивает на стол.) Боже мой! (Прыгает в гроб.)

Шум приближается.

Пережду, а как только уйдут — конец. Раз — и кончено. (Ложится в гроб.)


ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ

В раскрытых дверях появляются: Гранд-Скубик, Пугачев, Калабушкин, Маргарита Ивановна, Раиса Филипповна,
отец Елпидий, Егорушка, Зинка Падеспань, Груня, дьякон, церковные певчие. Все в трауре, у многих в руках цветы.
Мария Лукьяновна и Серафима Ильинична обе спиной к зрителям, в ужасе простирая руки, сдерживают толпу.

М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Вы войдите сначала в его положение. Ведь людям-то не хочется умирать. Умирать-то не хочется. Кто ж, товарищи, виноват?
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Виноваты другие, Мария Лукьяновна, а не мы.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Разве мы вас виним, дорогие товарищи?
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Я вас, граждане, только хотела спросить: как же вы относительно мужа со мной поступите?
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Мы заменим вам мужа, Мария Лукьяновна, общими силами.
С е м е н  С е м е н о в и ч (в гробу). Этого еще недоставало.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. А заранее знать мы не знали, товарищи, пусть он сам засвидетельствует. Сеня. Се... (Увидела Семена Семеновича в гробу.) А!
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Стул вдове! Поскорее, Егор Тимофеевич!
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а (подбегая к Марии Лукьяновне). Что ты? (Заметила Семена Семеновича в гробу.) Мамочки...
П у г а ч е в. И второй захватите. Под тещу понадобился.

Егорушка приносит два стула. Вокруг вдовы и тещи хлопочет группа людей. Другая группа
направляется к гробу.

М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Как живой!
З и н к а  П а д е с п а н ь. Только носик завострился.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. А-а-а. Пустите, пустите меня к нему! Он не умер, он только немножечко выпимши. Он проспится и встанет, Егор Тимофеевич.
Е г о р у ш к а. Успокойтесь, не встанет, Мария Лукьяновна.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Он живой, он живой, уверяю вас, граждане.
Р а и с а  Ф и л и п п о в н а. Как кричит...
Г р у н я. На мозги повлияло, наверное.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Вы ее отведите в соседнюю комнату.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Сеня! Сеня!
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Проснитесь, Семен Семенович...
З и н к а  П а д е с п а н ь. И старушка туда же, скажите пожалуйста.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Прихватите и тещу, Егор Тимофеевич.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Он живой! Он живой!

Егорушка уводит Марию Лукьяновну и Серафиму Ильиничну в соседнюю коннату.


ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ

Г р у н я. Что из дамочки сделалось.
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Прямо в голос скучает, обратите внимание.
Г о л о с  М а р и и  Л у к ь я н о в н ы (из соседней комнаты). Он живой, он живой...
Р а и с а  Ф и л и п п о в н а. Как страдает, бедняжечка.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. С непривычки всегда так, Раиса Филипповна, а потом приедается. Я ведь тоже недавно жену схоронил. Даже ночи не спал. Вот хотите, спросите Маргариту Ивановну.
Маргарита Ивановна. Александр!
Г о л о с  М а р и и  Л у к ь я н о в н ы. Сеня, Сеня! Проснись!
Г р у н я. До чего убивается...
З и н к а  П а д е с п а н ь. Побежимте посмотримте, как убивается, интересно, наверное.

Все женщины устремляются в соседнюю комнату.


ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ

Аристарх Доминикович, Александр Петрович, отец Елпидий, Пугачев, Виктор Викторович.

А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Нет! Минуточку. Разрешите задать вам нескромный вопрос. Вы когда же со мной рассчитаться намерены?
П у г а ч е в. Рассчитаться? За что?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Как — за что? За покойника. Человек на столе — значит, деньги на бочку. Арифметика ясная.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Вы все деньги и деньги, товарищ Калабушкин, а идея для вас не имеет значения?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Хороша та идея, которая кормит, Аристарх Доминикович.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Кормит только господствующая идея. Дайте сделаться нашей идее господствующей, и она вас прокормит, товарищ Калабушкин.
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Борьба за идею — борьба за хлеб.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Лучше меньше идей и побольше хлеба. Рассчитывайтесь, товарищи.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Но позвольте, вы всех поручений не выполнили.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Как же так?
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Вы с предсмертной записки размножили копии?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Машинистка работает, Аристарх Доминикович.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Ну, тогда приступите к распространению. Выстрел грянул, пускай его слышат тысячи.
О т е ц  Е л п и д и й. Значит, вы уповаете на большой резонанс?
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Уповать уповаю, отец Елпидий, но немного боюсь. Нужно прямо сознаться, дорогие товарищи, что покойник у нас не совсем замечательный. Если б вместо него и на тех же условиях застрелился бы видный общественный деятель, скажем, Горький какой-нибудь или нарком. Это было бы лучше, дорогие товарищи.
С е м е н  С е м е н о в и ч (в гробу). Это было бы просто прекрасно, по-моему.
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Вы напрасно так думаете. Нам не важен покойник как таковой. Нам гораздо важнее сервировка покойника. Важно то, как подать его, Аристарх Доминикович. Я вчера разговаривал с Федей Питуниным. Как я с ним разговаривал. Я ему сочинил своего Подсекальникова. Сочинил и влюбил в него Федю Питунина. А теперь, когда наш Подсекальников мертв, что он может сказать о моем сочинении. Только «с подлинным верно», Аристарх Доминикович. Смерть сама по себе не имеет значения. Заражает не смерть, а причина смерти, а причину мы можем любую выдумать.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Нужно вызвать, товарищи, шепот общественности. Это самое главное.
О т е ц  Е л п и д и й. Мы дня на три поставим его в часовню и устроим прощание.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Очень правильный ход. (Александру Петровичу.) Отправляйтесь за факельщиками.

Александр Петрович уходит.


ЯВЛЕНИЕ СЕМНАДЦАТОЕ

Отец Елпидий, Аристарх Доминикович, Пугачев, Виктор Викторович, дьякон и певчие.

О т е ц  Е л п и д и й. Что ж, приступим.
Д ь я к о н. Приступим, отец Елпидий. Благослови, владыко.
П у г а ч е в. Начинают, пожалуйте.


ЯВЛЕНИЕ ВОСЕМНАДЦАТОЕ

Те же и Егорушка, Мария Лукьяновна, Серафима Ильинична, Груня, Зинка Падеспань, Маргарита Ивановна, Раиса Филипповна.

О т е ц  Е л п и д и й. Благословен Бог наш, всегда, ныне и присно и во веки веков.
Х о р. А-минь.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Как же это? Живого. Да что же вы делаете?
Д ь я к о н. Миром Господу помолимся.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Что вы делаете? Не держите меня.
Х о р. Господи, помилуй!
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Караул!
Д ь я к о н. О свышнем мире и спасении душ наших Господу помолимся.
Х о р. Господи, помилуй!


ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТНАДЦАТОЕ

Несколько женщин и мужчин заглядывают в дверь. Между ними — глухонемой.

М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Вы смотреть? Не стесняйтесь, заходите, товарищи.

Все входят. Глухонемой встает у гроба. Зажигает свечку.

Д ь я к о н. Об оставлении согрешений во блаженной памяти преставившегося раба Божия Симеона, Господу помолимся.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Что вы делаете?
Х о р. Господи, помилуй!
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Милиция!..
Д ь я к о н. О приснопамятном рабе Божием Симеоне покая...
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Милиция!
Д ь я к о н. Окна, окна закройте. Тишины, блаженные памяти его. Господу помолимся.
Х о р. Господи, помилуй!
Д ь я к о н. И простите ему всякое прегрешение...
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. На минуточку, батюшка. Слово Божие свято, отец Елпидий, но, учитывая аудиторию, вы уж лишнее выкиньте, сократите немножко.
О т е ц  Е л п и д и й. Сократить — это можно, Аристарх Доминикович. (Подходит к певчим. Шепчет.)
Х о р. Господи, помилуй!
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Он живой!
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Разбудите его, товарищи!
Д ь я к о н. О избавится нам от всякие скорби, гнева и нужды. Господу помолимся.
Х о р. Господи, помилуй!
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Почему же он, мама, не просыпается?
О т е ц  Е л п и д и й (скороговоркой). Яко ты еси воскресение и живот усопшаго раба твоего, Семеона, Христе Боже наш и тебе славу воссылаем со безначальным твоим Отцем, и со святым и благим и животворящим твоим Духом, ныне и присно и во веки веков.
Х о р. А-минь.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Он, должно быть, действительно умер, мамочка.
Х о р. Со святыми упокой.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. А-а-а. Дурно. Дурно! Воды!

Все бросаются к Марии Лукьяновне. У гроба остается только не слышавший крика глухонемой. Хор поет. Все хлопочут
вокруг Марии Лукьяновны. Глухонемой со свечкой в руке опускается на колени, отвешивает земной поклон. Хор поет.
Семен Семенович не выдерживает и, сев в гробу, лезет в карман за платком. В это время глухонемой поднимается с колен,
поднимает руку, чтобы перекреститься, откидывает голову и видит сидящего в гробу покойника, который вытирает
платком слезы. Глухонемой вскрикивает и падает навзничь.

Г о л о с а. Что случилось?
— Еще один!

Бросаются к нему.


ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТОЕ

Входит Александр Петрович с факельщиками.

А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Уносите его. Уносите скорей.

Факельщики берут гроб. Уносят. Хор поет.

М а р и я  Л у к ь я н о в н а (очнувшись). Умер. Умер.

К ней подбегает глухонемой, в ужасе показывает жестами то, что он видел. Вынимает платок,
прикладывает его к глазам.

Жалко? Плачете? А уж мне-то как жалко, и сказать не могу. (Обнимает глухонемого.)

Пение.

Занавес.



ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

Кладбище. Возле кучи земли свежевырытая яма.


ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Александр Петрович, Аристарх Доминикович, Виктор Викторович.

А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Вот отсюда, отсюда смотрите, товарищи. Как вам нравится?
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Я считаю, что место довольно приличное.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Да уж что говорить, Аристарх Доминикович, как себе выбирал.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Между прочим, я все собираюсь спросить: приглашенья разосланы?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Всем разосланы.
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Нет, не всем.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Как — не всем?
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Мы совсем позабыли о Феде Питунине. Нужно было ему приглашенье послать.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Так о чем же вы думали?
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Я, к несчастью, не видел его два дня, не до этого было, Аристарх Доминикович.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Ну не так это важно, в конце концов.
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Что же важно, по-вашему?
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Самое важное — чтобы заговорило общественное мнение.


ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Мимо могилы проходят две старухи.

П е р в а я. Ах, я дурочка старая.
В т о р а я. Что такое?
П е р в а я. Как же я пропустила, скажите пожалуйста, свежую вырыли.
В т о р а я. Нет, я утром заметила; я как в церковь трепала еще — заметила.
П е р в а я. Кто же это преставился?
В т о р а я. Наш приходский мужчина один преставился. Серафимы Ильиничны зять, Подсекальников.
П е р в а я. Как же я пропустила, скажите пожалуйста.
В т о р а я. Двое суток в часовне у нас простоял. Я намедни ходила смотрела с Панкратьевной.
П е р в а я. И Панкратьевна видела?
В т о р а я. Уж мы плакали, плакали...
П е р в а я. Как же я пропустила, скажите пожалуйста. А с чего он преставился?
В т о р а я. Сам себя порешил.
П е р в а я. Ах ты, ужас какой. Как же я пропустила, скажите пожалуйста. Да с чего ж он себя порешил, Борисьевна?
В т о р а я. С чего? Это ясно с чего.
П е р в а я. Это верно, что ясно. Скажите пожалуйста. Так, так, так.

Уходят.

А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Общественное мнение заговорило. Идем.

Уходят.


ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Проходят еще две старушки.

П е р в а я. Не весело стало у нас на кладбище, нет, не весело. И гулянье не то, и покойников интересных нету.
В т о р а я. В наше время покойники что дрова — жгут их, матушка.
П е р в а я. Потому что о будущем не заботятся, вот и жгут. А придет воскресение, воскресать-то и нечем. Ох, ох, ох, ах, ах, ах, а уж дело-то сделано.
В т о р а я. Вот тогда посмеемся над ними, Панкратьевна.

Проходят.


ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Вбегает Клеопатра Максимовна, таща за руку Олега Леонидовича.

К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Вот.
О л е г  Л е о н и д о в и ч. Что — вот?
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Здесь.
О л е г  Л е о н и д о в и ч. Что здесь?
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Здесь его похоронят.
О л е г  Л е о н и д о в и ч. Кого похоронят?
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Олег, я признаюсь тебе... я убийца. Я убийца, Олег. Олег, обнимите меня, мне страшно.
О л е г  Л е о н и д о в и ч. Будет вам, Клеопатра Максимовна, полноте.
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Олег, вы какой-то такой, вы особенный, вы меня не осудите. Олег, я убила его.
О л е г  Л е о н и д о в и ч. Кого?
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Подсекальникова. Олег, он хотел мое тело, он хотел меня всю, но я говорила: «Нет». И вот он лишил себя жизни из-за меня. Олег, я убийца! Мне страшно, Олег. Везите меня к себе.
О л е г  Л е о н и д о в и ч. Лучше я вас домой отвезу, Клеопатра Максимовна.
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Олег, я признаюсь тебе: моя мама была цыганкой. Ее тело лишало ума, как гром. С пятнадцати лет я стала вылитой матерью. Помню, в Тифлисе я поехала на извозчике покупать себе туфли, и что же ты думаешь, приказчик сапожного магазина не сумел совладать с собой и так укусил меня за ногу, что меня увезли в больницу. С тех пор я ненавижу мужчин. Потом меня полюбил иностранец. Он хотел одевать меня во все заграничное, но я говорила: «Нет!» Тогда меня стал обожать коммунист. Мой бог, как он меня обожал. Он сажал меня на колени и говорил: «Капочка, я открою перед тобой весь мир, едем в Алупку». Но я говорила: «Нет!» И он проклял меня и вышел из партии. Потом меня захотел один летчик. Но я рассмеялась ему в лицо. Тогда он поднялся над городом и плакал на воздухе, пока не разбился. И вот теперь Подсекальников. Женщины падали перед ним как мухи, Раиса грызла от страсти стаканы и дежурила возле его дверей, но он хотел только меня. Он хотел мое тело, он хотел меня всю, но я говорила: «Нет!» Вдруг — трах, и юноши не стало. С тех пор я возненавидела свое тело, оно пугает меня, я не могу оставаться с ним. Олег, возьмите его себе!
О л е г  Л е о н и д о в и ч. Видите ли... Клеопатра Максимовна... Дело в том...
О т е ц  Е л п и д и й (за сценой). И сотвори ему вечную память!
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Боже мой. Это он. Ой, мне плохо. Держите меня, Олег. Крепче, крепче. Олег, я слабею. Это выше меня. Олег, я не в силах противоборствовать. Я буду сейчас вырываться на похороны. Олег, ты не должен меня отпускать. Крепче, крепче. Пустите меня, пустите. Хорошо, я поеду.
О л е г  Л е о н и д о в и ч. Куда?
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. К вам.
Х о р (за сценой). Вечная память.
О л е г  Л е о н и д о в и ч. Видите ли, Клеопатра Максимовна, только вы не поймите превратно мои слова, но сегодня мне несколько... неудобно. Дело в том...
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Все понятно. Молчи. У тебя Раиса. Олег, я раскрою тебе глаза. Олег, я клянусь тебе перед этой могилой, что Раиса обманщица. Все ее тело построено на фу-фу. Каждое утро она подкладывает ноги под шкаф и делает упражнения животом. А я... Моя мама была цыганка. Я росла и цвела без обмана, как дерево. Олег, увезите меня к себе.
О л е г  Л е о н и д о в и ч. Уверяю вас, Клеопатра Максимовна, что сегодня мне несколько неудобно.
Х о р (за сценой). Вечная память.
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. В таком случае, Олег Леонидович, я знаю, что мне остается сделать. Прощайте! (Убегает.)
О л е г  Л е о н и д о в и ч. Клеопатра Максимовна! Капа! Капочка! (Бросается за ней.)
Х о р (за сценой). Вечная память, вечная память, вечная память.


ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Гроб. Похоронная процессия. Отец Елпидий, дьякон, певчие, Мария Лукьяновна, Серафима Ильинична, Маргарита Ивановна
с кутьей, Аристарх Доминикович, Александр Петрович, Виктор Викторович, Пугачев, Егорушка, Раиса Филипповна, жильцы,
проститутки, старухи, гуляющая публика, любопытные, факельщики.

Х о р. Вечная память, вечная память.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Осторожнее, осторожнее.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Гражданин, не пихайте вдову, пожалуйста.
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Тише, тише кутью.
Е г о р у ш к а. Да куда же вы лезете?
П е р в а я с т а р у ш к а. Молодой человек, пропустите бабушку.
Е г о р у ш к а. Вы покойника бабушка?
П е р в а я с т а р у ш к а. Нет, я так.
Е г о р у ш к а. Ну, тогда вы и здесь постоите, не барыня.
П у г а ч е в. Опускайте.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Поставили.
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Кто у нас выступает от имени масс?
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Вот. Егор Тимофеевич.
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Начинайте, Егорушка.
Е г о р у ш к а. Я боюсь.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Да чего ж вы боитесь, Егор Тимофеевич, ведь надгробное слово не так уже страшно.
Е г о р у ш к а. Как же слово не страшно. Слово не воробей, выпустишь — не поймаешь, так вот, значит, выпустишь — не поймаешь, а за это тебя поймают и не выпустят.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Но ведь мы же условились.
Е г о р у ш к а. Все равно я отказываюсь. И потом, я не знаю, с чего начинать.
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. У меня есть для вас замечательное начало. Вы начните, Егор Тимофеевич, так: «Не все спокойно в королевстве Датском».
Е г о р у ш к а. Кто сказал?
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Марцелл.
Е г о р у ш к а. Что ж вы раньше молчали? Чудак вы эдакий. (Бежит к насыпи.) Дайте место оратору. (Взбегает на насыпь.) Граждане, разрешите мне поделиться с вами радостной новостью. Минуту тому назад до нас дошли сведения от товарища Марцелла, что в королевстве Датском не все спокойно. Поздравляю вас. Между прочим, этого надо было ожидать. Прогнившая система капитализма проявила себя. Кто там дергает?
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Что вы порете? Я же вам для начала сказал, понимаете? Вы должны были сразу на покойника перейти.
Е г о р у ш к а. Не волнуйте оратора. Перейдем. Итак, товарищи, в Дании неспокойно, тем не менее умер один из нас. Но утритесь, товарищи, и смело шагайте вперед, в ногу с покойником. Но вернемся, товарищи, к Дании. Вы опять меня дергаете. Дания — это...

Аристарх Доминикович, Александр Петрович и Виктор Викторович стаскивают Егорушку с насыпи.

Г о л о с а. Что случилось?
— В чем дело?
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Дорогие друзья. Предыдущий товарищ почувствовал себя плохо. Больше он говорить не может. Слишком свежа эта рана, слишком тяжка потеря — слезы душат его.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Ну зачем я живу, ну скажите мне, граждане.
М а р г а р и т а  И в а н о в н а. После, после, потише, Мария Лукьяновна, не мешайте писателю.
В и к т о р  В и к т о р о в и ч.
     Что хочешь пей, как хочешь сквернословь,
     Он заплатил за всех назначенную цену.
     Вся жизнь его была похожа на любовь,
     А наша жизнь теперь похожа на измену.

     Как было радостно, как было хорошо
     Лежать в траве и лазить по сугробам.
     Но с этих пор, куда бы я ни шел,
     Мне кажется, что я иду за гробом.

     Где нет пути — там смерть прекрасный путь.
     Бывают дни, когда он виден многим.
     Но сколько тысяч вздумало свернуть
     С своей единственной и правильной дороги.

     Он не свернул, тому порукой кровь.
     Он заплатил за всех назначенную цену.
     Вся жизнь его была похожа на любовь,
     А наша жизнь похожа на измену.
Р а и с а  Ф и л и п п о в н а. Очень тонко подмечено.
Е г о р у ш к а. А-а-а! Я, товарищи, тоже хочу прочитать. Дайте мне.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Что вы, что вы! Держите его!
Е г о р у ш к а. Не трогайте. (Взбегает на кучу.) Я сейчас прочитаю стихи на смерть с вовлечением массы в действие. Вы, Мария Лукьяновна, обернитесь сюда и следите за ручкою. Я как ручкой махну, вы скажете «кто». Так вот: «кто». Понимаете? Приготовились. Начали. Стих на смерть моего сочинения, с вовлечением массы в действие.
И з  т о л п ы. Тихо...Тс...
Е г о р у ш к а.
     Когда бы он на свете жил
     И в учреждении служил,
     Он был бы лучшим из начальников. (Машет рукой.)
М а р и я  Л у к ь я н о в н а (сквозь слезы). Кто?
Е г о р у ш к а. Семен Семеныч Подсекальников.
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Аристарх Доминикович, говорите скорей. Нужно выправить впечатление.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Умер Сеня. Скончался Семен Подсекальников. Я считаю, что смерть Подсекальникова — это первый тревожный сигнал, говорящий о бедствии русской интеллигенции. Только первый сигнал, не забудьте, товарищи, одна ласточка... не делает весны. Нынче он, завтра я. Да, товарищи, завтра я. Берегите интеллигенцию. Я взываю к вам, граждане, берегите ее. Поднимите свой голос в ее защиту и воскликните все, как один человек...


ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Вбегает Клеопатра Максимовна. За ней — Олег Леонидович.

О л е г  Л е о н и д о в и ч. Капа! Капочка!
Р а и с а  Ф и л и п п о в н а. Люша!
О л е г  Л е о н и д о в и ч. Раиса Филипповна!
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Пропустите, пустите меня к нему!
Г о л о с а. Ктой-то?
— Что с ней?
— Должно быть, родная.
— Сумасшедшая!
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Я пришла не прощаться с тобой, а здороваться.
И з  т о л п ы. Так и есть, сумасшедшая.
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Ты лишил себя жизни из-за меня, и я знаю, что мне остается сделать.
И з  т о л п ы. Нет, выходит, нормальная.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Извиняюсь, но вы обознались, наверное, это муж мой, сударыня.
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Что вы знаете? Он хотел мое тело, он хотел меня всю, но я говорила «нет».
Р а и с а  Ф и л и п п о в н а. Врет она, это я говорила «нет».
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Он вас даже не спрашивал.
Р а и с а  Ф и л и п п о в н а. Вас он спрашивал.
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Он хотел мое тело...
Р а и с а  Ф и л и п п о в н а. Тоже тело, подумаешь.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Тише, тише, товарищи. Здесь не личная драма, Раиса Филипповна, здесь тревожный сигнал, — что вы, сами не знаете? Окруженная недоверием и недоброжелательством, русская интеллигенция...
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Ничего подобного. Покойник играл на геликоне. Он был близок к искусству. Он горел, он хотел...
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Он хотел мое тело. Тело! Тело!
П у г а ч е в. Мяса, граждане, мяса. Дорогие товарищи, я мясник. Не могу торговать я в такую эпоху. Сил моих нету. Я уж клялся, божился и книги показывал. Нет мне веры, товарищи. Вот народ и стреляется.
О т е ц  Е л п и д и й. Вера есть. Верить негде у нас, православные. Церкви Божии запечатывают.
П у г а ч е в. Что там церкви, когда магазин запечатали.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Из-за этого не стреляются. Я был другом покойного. Вы спросите у близких — из-за чего.
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Из-за ливерной колбасы, Аристарх Доминикович.
П у г а ч е в. Из-за ливерной. Правильно. Дорогие товарищи, я мясник...
Р а и с а  Ф и л и п п о в н а. Это низкая ревность, Олег Леонидович. Он стрелялся из-за меня.
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Тело, тело...
О т е ц  Е л п и д и й. Религии...
П у г а ч е в. Мясо...
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Товарищи...
П у г а ч е в. Колбаса...
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Идеалы...
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Интеллигенция...
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Сеня! Сеня!
С е р а ф и м а  И л ь и н и ч н а. Забыли покойника, граждане.
О т е ц  Е л п и д и й. И сотвори ему вечную память.
Х о р (поет). Вечная память, вечная память.

Все опускаются на колени, кроме Егорушки. Виктор Викторович уходит.

М а р г а р и т а  И в а н о в н а. Почему вы, Егор Тимофеич, не молитесь?
Е г о р у ш к а. В современное время молиться грех.
О т е ц  Е л п и д и й. Ну, прощайтесь с покойником.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч (опускаясь на колени). Прости, Семен. (Целует Подсекальникова в лоб.)
С е м е н  С е м е н о в и ч (обнимая Аристарха Доминиковича). Прости и ты меня, Аристарх. (Целует его.)
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. А-а-а! (Бросается в толпу.)
В с е. Караул!
С е м е н  С е м е н о в и ч (вылезая из гроба). Простите и вы меня, дорогие присутствующие.
М а р и я  Л у к ь я н о в н а. Сеня! Сенечка!
С е м е н  С е м е н о в и ч. Маргарита Ивановна! (Бросается к ней.)
М а р г а р и т а  И в а н о в н а (с кутьей в руках). Чур меня, сатана! Что ты хочешь?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Рису, рису мне, Маргарита Ивановна, дайте рису. (Вырывает кутью.) Товарищи, я хочу есть. (Ест.) Ночь, и еще ночь, и еще день пролежал я в этом гробу. И только один раз удалось мне выбраться из часовни и купить себе пару булок. Товарищи, я хочу есть. Но больше, чем есть, я хочу жить.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Но позвольте... как жить?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Как угодно, но жить. Когда курице отрубают голову, она бегает по двору с отрубленной головой, пусть как курица, пусть с отрубленной головой, только жить. Товарищи, я не хочу умирать: ни за вас, ни за них, ни за класс, ни за человечество, ни за Марию Лукьяновну. В жизни вы можете быть мне родными, любимыми, близкими. Даже самыми близкими. Но перед лицом смерти что же может быть ближе, любимей, родней своей руки, своей ноги, своего живота. Я влюблен в свой живот, товарищи. Я безумно влюблен в свой живот, товарищи.
К л е о п а т р а  М а к с и м о в н а. Ну, и этот туда же, за Раисой Филипповной.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Я влюблен в свои руки и ноги, товарищи. Ах вы, ножки мои дорогие.
О т е ц  Е л п и д и й. Что же это такое, Мария Лукьяновна?
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Вы мерзавец. Вы трус, гражданин Подсекальников! То, что вы говорили сейчас, — отвратительно. Нужно помнить, что общее выше личного, — в этом суть всей общественности.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Что такое общественность — фабрика лозунгов. Я же вам не о фабрике здесь говорю, я же вам о живом человеке рассказываю. Что же вы мне толкуете: «общее», «личное». Вы думаете, когда человеку говорят: «Война. Война объявлена», вы думаете, о чем спрашивает человек, вы думаете, человек спрашивает — с кем война, почему война, за какие идеалы война? Нет, человек спрашивает: «Какой год призывают?» И он прав, этот человек.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Вы хотите сказать, что на свете не бывает героев.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Чего не бывает на свете, товарищи. На свете бывает даже женщина с бородой. Но я говорю не о том, что бывает на свете, а только о том, что есть. А есть на свете всего лишь один человек, который живет и боится смерти больше всего на свете.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Но ведь вы же хотели покончить с собой.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Разве вы нам об этом не говорили?
С е м е н  С е м е н о в и ч. Говорил. Потому что мысль о самоубийстве скрашивала мою жизнь. Мою скверную жизнь, Аристарх Доминикович, нечеловеческую жизнь. Нет, вы сами подумайте только, товарищи: жил человек, был человек и вдруг человека разжаловали. А за что? Разве я уклонился от общей участи? Разве я убежал от Октябрьской революции? Весь Октябрь я из дому не выходил. У меня есть свидетели. Вот я стою перед вами, в массу разжалованный человек, и хочу говорить со своей революцией: что ты хочешь? Чего я не отдал тебе? Даже руку я отдал тебе, революция, правую руку свою, и она голосует теперь против меня. Что же ты мне за это дала, революция? Ничего. А другим? Посмотрите в соседние улицы — вон она им какое приданое принесла. Почему же меня обделили, товарищи? Даже тогда, когда наше правительство расклеивает воззвания «Всем. Всем. Всем», даже тогда не читаю я этого, потому что я знаю — всем, но не мне. А прошу я немногого. Все строительство наше, все достижения, мировые пожары, завоевания — все оставьте себе. Мне же дайте, товарищи, только тихую жизнь и приличное жалованье.
О т е ц  Е л п и д и й. Серафима Ильинична, что вы смотрите? Вы же его теща, заставьте его замолчать.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч. Не давайте ему говорить, товарищи.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. То, что он говорит, это контрреволюция.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Боже вас упаси. Разве мы делаем что-нибудь против революции? С первого дня революции мы ничего не делаем. Мы только ходим друг к другу в гости и говорим, что нам трудно жить. Потому что нам легче жить, если мы говорим, что нам трудно жить. Ради бога, не отнимайте у нас последнего средства к существованию, разрешите нам говорить, что нам трудно жить. Ну хотя бы вот так, шепотом: «Нам трудно жить». Товарищи, я прошу вас от имени миллиона людей: дайте нам право на шепот. Вы за стройкою даже его не услышите. Уверяю вас. Мы всю жизнь свою шепотом проживем.
П у г а ч е в. То есть как проживем? Это что же такое, друзья, разворачивается? Я молчал, я все время молчал, любезные, но теперь я скажу. Ах ты, жулик ты эдакий, ах ты, чертов прохвост! Ты своими руками могилу нам выкопал, а сам жить собираешься. Ну, держись. Я себя погублю, а тебя под расстрел подведу, грабителя. Обязательно подведу.
Р а и с а  Ф и л и п п о в н а. Расстрелять его!
Г о л о с а. Правильно.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Маша, Машенька! Серафима Ильинична! Что они говорят? Как же можно... Простите. За что же? Помилуйте! В чем же я виноват? Все, что вы на меня и на них потратили, я верну, все верну, до последней копейки верну, вот увидите. Я комод свой продам, если нужно, товарищи, от еды откажусь. Я Марию заставлю на вас работать, тещу в шахты пошлю. Ну, хотите, я буду для вас христарадничать, только дайте мне жить. (Встает на колени.)
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Какая гадость! Фу!
С е м е н  С е м е н о в и ч (вскакивая). Пусть же тот, кто сказал это «фу», товарищи, пусть он выйдет сюда. (Вытаскивает револьвер.) Вот револьвер, пожалуйста, одолжайтесь. Одолжайтесь! Пожалуйста!
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Что за глупые шутки, Семен Семенович, опустите револьвер. Опустите револьвер, я вам говорю.
С е м е н  С е м е н о в и ч. Испугались, голубчики. Ну, так в чем же тогда вы меня обвиняете? В чем мое преступление? Только в том, что живу. Я живу и другим не мешаю, товарищи. Никому я на свете вреда не принес. Я козявки за всю свою жизнь не обидел. В чьей я смерти повинен, пусть он выйдет сюда.

Раздается траурный марш.


ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Вбегает Виктор Викторович.

В и к т о р  В и к т о р о в и ч. Федя Питунин застрелился. (Пауза.) И оставил записку.
А р и с т а р х  Д о м и н и к о в и ч. Какую записку?
В и к т о р  В и к т о р о в и ч. «Подсекальников прав. Действительно жить не стоит».

Траурный марш.

Занавес.

Hosted by uCoz